Врата доверия
Шрифт:
– Ладно, шиммериец, прощай. Я, значит, благодарствую. Удачи тебе.
Пророк не удержался:
– Постой! Разве не хочешь меня о чем-нибудь спросить?
Нищий пожал плечами:
– Да все с тобой, вроде, ясно…
– И не спросишь – что мне снилось?
– Еще чего! Бабу найди, ей сны рассказывай.
И нищий юркнул меж домов, оставив пророка в замешательстве.
Когда он отошел шагов на полста, случился маленький, но тревожный эпизод. Чья-то рука поймала нищего за шиворот, а другая ввела ему в ноздрю острие.
– Напряги те гнойные капли мозгов, что налипли изнутри на твой пустой череп, и пойми мои
Хозяин кинжала убрал острие и пнул нищего в спину так, что тот растянулся навзничь. Сам же спрятал клинок в ножны и зашагал, по дороге собирая ладонью струйки воды, стекавшей с крыш, и отирая остатки грязи, пятнавшей шею и ворот сорочки. Напомним читателю: этот человек звался Герионом и был одет лучше всех среди свиты пророка. Скажем и то, чего читатель пока не знает: Герион был в числе тех семи спутников, что вышли с пророком из Максимиановского монастыря. Был он подле сновидца и все последние восемь лет, и даже раньше – когда пророк еще не видел снов и носил совсем иное имя.
Герион нагнал пророка, когда тот подходил к одной из двух больших гостиниц Нэн-Клера – той, что строением напоминала муравейник: у каждой комнаты имелся отдельный выход на полукруглый балкон, а все балконы связывались сетью лесенок и мостиков. В Сюрлионе и Леонгарде, и Сердце Света пророк гостил во дворцах градоправителей, но в Нэн-Клере чужеземец не может воспользоваться подобной честью. Сколь бы ни был он уважаем, чужак не вступит во дворец местной знати, пока не пройдет вратами доверия. Потому свита пророка расположилась в гостинице, а паломники разбрелись по дешевым постоялым дворам. Герион, верный своему сеньору, принялся терзать хозяев гостиницы и слуг, чтобы пророку подали горячий ужин и лучшее вино, принесли самую мягкую перину и достаточное число одеял, и вторую лампу – ведь святой человек читает писание по ночам. Когда все это было устроено, пророк пригласил Гериона:
– Садись, раздели со мной ужин.
Тот ответил витиеватой благодарностью и принялся есть вслед за пророком.
– Мне тревожно, – сказал сновидец.
– Ваше великое знание порождает большую тревогу, – ответил Герион без запинки. – Так мудрость матери семерых полосует ее лик морщинами печали.
– Ты прав, я часто тревожен со дня первого сна, но нынче это – иное чувство. Я пустился в путь, ища божьих откровений, ответов на гложущие вопросы. Я прислушивался к речам каждого встречного, не делая исключений, – но ни в одни уста боги не вложили ключа к тайнам. Как и в первый день пути, сны – все, что я имею.
– То великая божественная милость, которой мало кто одарен, – возразил Герион, попивая вино. – Так лев мог бы роптать на роскошную златую гриву за то, что она не покрывает спину.
– Ты снова прав, – кивнул пророк, – я каждый день благодарю богов за откровение. Но мне была указана опасность и скрыт путь спасения от нее. Если я должен был сам понять путь, то потерпел неудачу: за восемь лет мой скудный ум не нашел его. Тогда я стал молиться о подсказке и пустился в странствие, чтобы ее разыскать…
Пророк заметил, что Герион слушает вполуха, и прервал
– Да ты все знаешь, к чему повторяться? Суть та, что Нэн-Клер – последний город, а Леди-во-Тьме – последняя надежда. Если через нее боги не дадут мне ключа… я окажусь зверем, загнанным в яму.
– Леди-во-Тьме – не последний мудрец на свете, подобно рыжехвостой лисице, которая… – начал Герион, но по ходу слегка подправил свою речь: – …которая искала дичь за тремя лесами, а поймала жирного зайца на обратном пути домой, у самого своего логова.
– Не припоминаю такой притчи, – нахмурил брови пророк, – хотя смысл ясен. Хочешь сказать, я найду разгадку у Бездонного Провала, когда вернусь и взгляну на него новыми глазами?
– Я был бы последним из хвастунов, если бы посмел советовать премудрому. Мой разум лишь породил скромную мысль, и я поделился ею ради вашей забавы. Возможно, ключом является то, что всегда было под рукою, а боги говорят устами давнишнего знакомого…
– Благодарю тебя за луч надежды, верный друг, – ответил пророк, молитвою возблагодарил богов за кушанье и погрузился в чтение «Божественной механики».
Пожалуй, стоит отметить, что подобные беседы раньше уже имели место, и не впервые Герион пытался успокоить тревогу пророка, зародив надежду на скорую разгадку. Пророк, конечно, учитывал возможность того, что боги могут обратиться к нему устами верного помощника, и тщательно взвешивал слова Гериона. Увы, на деле они оказывались пусты, как карман пьяницы, и содержали смысл столь же глубокий, как миска с кашей. Боги не желали говорить устами Гериона, и оба – пророк и помощник – знали об этом.
Но одного пророк не знал – а именно, того, что помощник готовил ему сюрприз. Поздним вечером Герион покинул гостиницу и стал плутать по улицам, пока не встретил извозчика – самого хмурого и ушлого во всем Нэн-Клере. Заплатив серебряную глорию, Герион отправил его с делом, суть коего до поры останется в тени.
Школа светлого ведовства – искусство Асфены, как называют ее в Дарквотере, – знает среди прочих одно занятное зелье: эссенцию луноглаза. Под влиянием этого зелья человек погружается в глубокий сон и в самых ярких красках видит исполнение своих потаенных желаний. Реальный мир ни звуками, ни касаниями, ни даже болью не способен прорвать пелену этого сна, покуда сила зелья не иссякнет. Полковые лекари применяют луноглаз, чтобы унять страдания умирающих. Отчаявшиеся бедняки и одинокие старцы пьют его, дабы отрешиться от безысходной жизни и унестись в царство грез. Так что в Дарквотере никого не удивишь реалистичными снами, а сновидчество не входит в круг мистических искусств. Но такие сны, что сбываются наяву, – редкость даже в болотном королевстве. Потому слухи о приезде пророка быстро разлетелись по Нэн-Клеру и возбудили всеобщий интерес.
Когда поутру пророк с Герионом и остальною свитой покинул гостиницу, за ними увязалась стайка зевак. Она неуклонно росла по мере движения вдоль улиц, и на подходах к собору Кристена – главному храму столицы – составляла уже полтысячи душ. В других землях толпа ведет себя голосисто, но осторожные болотники тушуются и затихают при большом скоплении народа. Потому толпа следовала за пророком в жутковатом молчании, не издавая иных звуков, кроме шороха подошв да ворчливых шепотков. И паломникам, и Гериону, да и самому пророку становилось не по себе.