Врата Изгнанников
Шрифт:
Мир закружился вокруг него, в одном безумном хороводе слились голубое небо, золотая даль и желтые скалы. Лошадь двинулась опять, зрение прояснилось, но все равно он был еще далеко от остановившегося мира — стало меньше боли, но больше тревоги, чувство ворот ползло по нему, забираясь в нервы и заставляя подняться каждый волосок на теле.
Там, подумал он, поднимая голову к высоким скалам. Врата Манта, они там, наверху.
Без всяких вопросов он знал, что недалеко находится огромная сила и чувствовал себя маленьким прудом рядом с океаном: когда
Камень, висевший у него на шее, хотел выпить жизнь, его жизнь, жизнь любого создания, и ничто не могло наполнить его до конца.
Мой Бог, подумал Вейни, если они поднесут эту вещь еще ближе к его телу, если они поднесут ее к сердцу—
Он скакал, сам не зная как. И время от времени слышал из голоса, спорящие между собой. — Ты можешь чувствовать эту вещь, — сказал один из них, и Вейни точно знал, что они имеют в виду: кел чувствовали ее, она била по их нервам и заставляла лошадей дрожать и боязливо дергаться.
Но это было ничто по сравнению с тем, что испытывал он, прикасаясь к ней голой кожей.
Больше никто не умер — быть может из-за скорости движения Моргейн не успевала устроить засаду — они постоянно меняли лошадей, и даже серый Сиптах не мог скакать с ними наравне, без посторонней помощи, тем более в этом месте, где дорога кел превратилась в выветренные каменистые тропы, и всадники ехали не прямо вниз, но, кружа, спускались в долину.
Она отстала, решил он. Эти утесы и неровная, ухабистая землю заставили ее вернуться обратно на дорогу, и она безнадежно отстала. Они победили. Кое-что я должен был сделать лучше. Кое-что я мог сделать лучше.
В первый раз он разрешил себе подумать о том, что мог и должен был сделать иначе, в первый раз с того момента, когда попал им в руки. Да, подумал он, дурак, дважды, трижды дурак — и перебрал в уме все, что он сделал, начиная с того памятного склона холма: он пропустил каждый знак, каждую возможность, которую имел, и он не мог перестать ругать себя, пока боль не прекратила внутренние страдания.
Переждав приступ, он опять сказал себе: дурак. Теперь у нее почти нет надежды на успех.
За все надо платить, подумал он. На этот раз цена слишком велика. И никаких надежд на побег.
Днем кел остановились пообедать. — Давайте накормим и его, — сказал один из них, — иначе он потеряет сознание от слабости. — Чи согласился, и один из них накормил его кусками вяленого мяса и дал попить, уже на скаку; вода капала на подбородок и на седло, мгновенно высыхая на солнце. Его затошнило, желудок резала острая боль, при каждом скачке лошади во рту появлялся привкус крови. Как он хотел бы просто упасть, сломать себе шею и закончить с этим всем, но он родился в Карше, и тело сохраняло ритм, который знало с детства, и не имело значение, как его качало; тот самый дурак, который попал в их ловушку, еще надеялся, что сможет сбежать от них, если найдет как.
На следующей остановке он сумел собраться мыслями, и, когда они меняли лошадей, а он стоял на земле, ударил коленом в бок лошади и отпрыгнул в сторону, когда она заметалась и налетела на лошадь, к которой была привязана. Через несколько мгновений уже все лошади метались в панике.
Кел побежали за ними, а он бросился к одному из них, застывшему на месте от удивления, испугал его диким криком и толкнул плечом раньше, чем кто-то обрушился на него сзади.
Он упал, солдат на него, и одна из лошадей, оставшись без присмотра, дико заржала и понеслась по дороге, один из всадников прыгнул на запасную лошадь и поскакал за ней вслед.
Победа, маленькая победа. Мужчина, сбивший Вейни с ног, перевернул его на спину и посмотрел так, как если бы убийство было бы слишком мягким мщением.
Вейни вытянул ногу и изо всех сил ударил его коленом.
Еще двое бросились на него и прижали к земле, и один из них решил рассчитаться за все. Он потерял представление о том, где находится, пока не почувствовал, что его перестали бить и отпустили, потом услышал звук выстрела, и увидел меч Чи у горла и мертвое тело рядом.
И стук копыт мчащейся во весь опор лошади.
ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Серый жеребец летел по дороге, его всадница уже была ясно видна, и Вейни тяжело вздохнул, несмотря на колено Чи, прижимавшее его к земле и меч Чи около его горла. Один из двух оставшихся солдат вынул лук наложил стрелу на тетиву.
Вейни махнул ногой, пытаясь ударить лучника. Не сумел. Меч уколол его в шею и прижался к ней, он почти не мог дышать. — Берегись! — крикнул он. Но Моргейн и так уже остановилась. Она соскользнула на землю и пошла к ним через высокую траву.
Лучник натянул тетиву и прицелился, готовясь к выстрелу на далекое расстояние.
— Она легко достанет вас всех, — спокойно сказал Вейни, и лучник ослабил тетиву.
— Огонь! — крикнул Чи.
Лучник опять натянул тетиву. И вновь не выстрелил.
— Огонь, что б ты пропал!
— Ветер навстречу. — Лучник поднял лук в третий раз и натянул тетиву, Его руки дрожали от напряжения, он ждал, когда ветер стихнет.
— Ей ветер не мешает, — сказал Вейни.
— Тогда подожди, когда она подойдет поближе, — сказал Чи и лучник в третий раз ослабил тетиву. Чи ослабил хватку на волосах Вейни, потом передвинул руку на плечо и мягко нажал. — Спокойнее, парень, спокойнее, лежи спокойно.
Это было еще хуже, чем все остальное. Нога Вейни начала дергаться, выгнутая под неестественным углом. Он шевельнул ей. Моргейн подходила ближе и ближе, арка, необходимая стреле лучника, уменьшалась.
Она на полпути. Лучник опять поднял лук, быстро натянул тетиву.
— Аааааа! — заорал Вейни, и Чи ударил его головой о землю. Стрела взлетела.
Моргейн упала, потом опять прыгнула на ноги и побежала к ним.
Лезвие укололо, струйка крови побежала по шее Вейни. — Я убью его! — крикнул Чи.