Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Скрипач подобрался к корме и присел рядом с Каламом. Убийца выпрямился и обратился к дхэнраби, удерживая одной рукой руль:
— Одиночник! Плыви своей дорогой — нам нет дела до твоего странствия!
— Я убью вас без излишней жестокости.
Огромная тварь рванулась к корме баркаса, рассекая воду, как корабль с острым килем. Пасть его широко распахнулась.
— Тебя предупреждали, — буркнул Скрипач, поднял арбалет, прицелился и выстрелил. Стрела влетела в раскрытую пасть чудовища. Дхэнраби молниеносно сомкнул челюсти, его тонкие зазубренные клыки разрезали древко и разбили глиняный шар, так что в воздух посыпался скрытый в нём порошок.
В воду со всех сторон посыпались обломки черепа и куски серой плоти. Зажигательная смесь продолжала жечь всё, к чему прикасалась, так что вверх с шипением устремились облака пара. Безголовое тело по инерции двигалось вперёд, оказалось в четырёх саженях от баркаса и лишь потом, погрузившись в воду, исчезло из виду — а последнее эхо взрыва по-прежнему звучало над волнами. Над морем поднимались небольшие клубы дыма.
— Не тех рыбаков ты выбрал, — сказал Скрипач, опуская оружие.
Калам снова сел у руля и повёл баркас на юг. В воздухе повисла странная тишина. Скрипач разобрал арбалет и заново упаковал в промасленную ткань. Как только сапёр уселся на своё место, Моби снова забрался к нему на колени. Вздохнув, Скрипач почесал его за ухом.
— Итак, Калам?
— Сам не знаю, — признался убийца. — Что привело одиночника в море Кансу? Почему он хотел, чтобы его передвижение осталось в тайне?
— Если бы тут был Быстрый Бен…
— Да только его нет, Скрип. Придётся нам жить с этой загадкой и надеяться, что с другими оборотнями мы не столкнёмся.
— Думаешь, это связано с…?
Калам скривился.
— Нет.
— С чем связано? — не выдержал Крокус. — О чём вы оба говорите?
— Так, просто гадаем, — ответил Скрипач. — Одиночник плыл на юг. Как и мы.
— И?
Скрипач пожал плечами.
— И… всё. Больше ничего. — Он снова сплюнул за борт и опустился на палубу. — Я с испугу даже про морскую болезнь позабыл. Да только испуг-то теперь испарился, будь он неладен.
Все замолчали, но угрюмое выражение лица Крокуса подсказывало сапёру, что юноша очень скоро снова примется их допрашивать.
Продолжал дуть сильный, ровный ветер, который быстро гнал баркас на юг. Не прошло и трёх часов — и Апсалар заявила, что видит впереди землю, а ещё через сорок минут Калам повернул баркас и повёл его вдоль побережья Эрлитана, в полулиге от кромки прибоя. Они плыли на запад, вдоль поросшей кедрами гряды, а день медленно клонился к вечеру.
— Кажется, я вижу всадников, — заявила Апсалар.
Скрипач поднял голову и вместе с остальными посмотрел на вереницу всадников, которые скакали вдоль берега по гряде.
— Я насчитал шестерых, — сказал Калам. — И у второго конника…
— … имперская хоругвь, — закончил Скрипач и поморщился от привкуса во рту. — Курьер и эскорт уланов…
— Скачут в Эрлитан, — добавил Калам.
Скрипач обернулся и посмотрел в глаза капралу.
— Неприятности?
— Возможно.
Ни один не произнёс вслух ни слова, понимание пришло само — слишком много лет они сражались бок о бок.
Крокус спросил:
— Что-то не так? Калам? Скрипач?
А мальчик соображает.
— Сложно сказать, — пробормотал Скрипач. — Они нас видели, но что они видели? Четверых рыбаков на баркасе — семья скреев направляется в порт, чтобы причаститься цивилизации.
— На юге есть деревенька, сразу за рощей, — сказал Калам. — Не пропусти устье ручья, Крокус, и пляж без плавника — дома жмутся с подветренной стороны гряды, в глубь материка. Хорошая у меня память, а, Скрип?
— Неплохая,
— Десять часов пешком.
— Так близко?
— Так близко.
Скрипач замолчал. Имперский курьер и его охрана спустились с гряды и, повернув на юг, к Эрлитану, скрылись из виду. Согласно плану путешественники должны были приплыть прямо в древнюю людную гавань Священного города так, чтобы никто не обратил на них внимания. Скорее всего, курьер вёз послание, которое вовсе их не касалось, — они ничем не выдали себя с тех пор, как добрались до имперского порта Каракаранг из Генабакиса и приплыли на торговом судне Синих морантов, оплатив проезд работой на корабле. Дорога по суше из Каракаранга через Талгайские горы в Руту-Джелбу шла по маршруту таннойских паломников — нахоженному и людному. И всю неделю в Руту-Джелбе они вели себя тише воды ниже травы, только Калам выходил каждую ночь на прогулку в портовый квартал, чтобы найти корабль, который перевезёт их через Отатараловое море на материк.
В самом худшем случае до кого-то из чиновников добрался рапорт о том, что два вероятных дезертира в компании генабакца и женщины прибыли на земли Империи — вряд ли такая весть способна всколыхнуть малазанское осиное гнездо аж до самого Эрлитана. Так что Калам скорее всего просто играет в параноика, как обычно.
— Вижу устье речки, — заявил Крокус, указывая на берег.
Скрипач покосился на Калама.
— Враждебные земли. Как же близко к земле нам придётся держаться?
— Настолько, чтобы на кузнечиков снизу вверх смотреть, Скрип.
— Худов дух!
Сапёр снова посмотрел на берег.
— Ненавижу Семь Городов, — прошептал Скрипач. У него на коленях зевнул Моби, распахнув пасть, полную тонких и острых, как иглы, зубов. Сапёр побледнел. — Ты спи сколько хочешь, щеночек, — сказал он и поёжился.
Калам повернул руль. Крокус занялся парусом — юноша набрался опыта за два месяца пути через Ловцову бездну, так что баркас легко шёл по ветру, а истрёпанный парус едва приподнимал переднюю шкаторину. [3] Апсалар поёрзала на скамье, потянулась и улыбнулась Скрипачу. Сапёр нахмурился и отвёл глаза. Тряхани меня Огнь, следить надо, чтоб рот не разевать всякий раз, как она это делает. Она ведь когда-то была совсем другой женщиной. Убийцей, клинком бога. Делала такое… К тому же она ведь с Крокусом, так? Мальчишке всё счастье досталось, а каракарангские шлюхи — что траченные оспой сёстры из гигантской траченной оспой семейки да ещё и с траченными оспой детишками на коленях… Сапёр встряхнулся. Эх, Скрипач, слишком долго ты пробыл в море, слишком долго!
3
Шкаторина — кромка паруса.
— Никаких лодок не вижу, — заметил Крокус.
— В верховьях ручья, — промямлил Скрипач и поскрёб в бороде ногтями, пытаясь выгнать вошь. Вскоре он поймал её, выдернул и бросил за борт. Десять часов пешком, а потом — Эрлитан, и баня, и бритьё, и молодая кансуанка с гребнем, да целая ночь в придачу.
Крокус толкнул его в бок.
— Оживаешь, Скрип?
— И представить себе не можешь.
— Ты же был здесь во время завоевания, да? Когда Калам ещё дрался с другой стороны — за семерых Святых фалах’дов — но за Императора выступили т’лан имассы и…