Врата Мертвого Дома

Эриксон Стивен

— Всё дело в еде, да? — проговорил седеющий напанец, как только убийца занял своё место.

— Лучшая в городе.

— Ага, совет тараканов за это проголосовал.

Калам смотрел, как голубокожий мужчина поднёс кружку к губам, как заходил огромный кадык.

— А тебе, похоже, нужно выпить ещё.

— Это точно.

Убийца чуть повернулся на стуле, перехватил мутный взгляд старухи, которая прислонилась к балке рядом с бочонком эля, и поднял два пальца. Та вздохнула, отлепилась от опоры, поправила заткнутый за пояс фартука острый «крысорез» и отправилась на поиски двух кружек.

— Попробуешь

её облапать, — руку сломает, — предупредил незнакомец.

Калам откинулся на спинку стула и рассмотрел напанца. Лет ему было то ли тридцать, то ли шестьдесят — всё зависит от того, как он их провёл. Под обильно побитой сединой бородой проглядывала задубевшая кожа. Тёмные глаза постоянно бегали и до сих пор так ни разу и не остановились на убийце. Мужчина был одет в мешковатые, изношенные лохмотья.

— Придётся спросить, — проговорил убийца, — кто ты таков и откуда?

Мужчина чуть выпрямился.

— Думаешь, я вот так и расскажу — каждому-всякому?

Калам ждал.

— Ну да, — вздохнул напанец. — Не каждому. Некоторые грубияны не хотят меня слушать.

Упившийся до беспамятства посетитель за соседним столом наконец свалился со стула, его голова с мерзким хрустом ударилась о каменный пол. Калам, напанец и старуха, которая только что вернулась с двумя оловянными кружками, смотрели, как пьяница сползает по жидкой грязи и блевотине к центральной куче отбросов.

Тут же выяснилось, что одна из крыс только притворялась мёртвой, она живо вскарабкалась на тело пьяницы и зашевелила усами.

Напанец напротив убийцы фыркнул.

— Каждый теперь философ!

Служанка принесла эль к их столу, её ковыляющая походка выдавала давнее знакомство с перекошенным полом. Разглядывая Калама, она спросила по-дебральски:

— Твои друзья в том зале попросили мыла.

— Ага, похоже, что так.

— Нет у нас мыла.

— Это я только что понял.

Старуха зашаркала прочь.

— Недавно в городе, я так вижу, — заметил напанец. — Через Северные ворота вошли?

— Ага.

— Сложновато небось было карабкаться на такую высоту, да ещё и с конями.

— Выходит, Северные ворота закрыты.

— Заперты наглухо, как и все остальные. Может, вы в гавань приплыли.

— Может.

— А гавань закрыта.

— Как это можно закрыть Арэнскую гавань?

— Ну, ладно, не закрыта.

Калам хлебнул эля, проглотил и напряжённо замер.

— Со второй кружки ещё хуже будет, — сообщил напанец.

Убийца поставил кружку обратно на стол. Заговорить ему удалось не сразу.

— Расскажи новости.

— С чего бы это?

— Я поставил тебе выпивку.

— А мне следует быть благодарным? Худов дух, ты же сам эту дрянь пробовал!

— Я не всегда такой терпеливый.

— А-а, ну, это, конечно, другое дело, что ж сразу не сказал? — Напанец допил первую кружку и принялся за вторую. — Бывает, к элю привыкаешь, а у нас — эль привыкает к тебе. Твоё здоровье, уважаемый. — Он залпом осушил кружку.

— Я и не таким уродам глотки перерезал, — сообщил убийца.

Напанец помолчал, его глаза на миг блеснули, окинув быстрым взглядом Калама. Затем он отставил кружку.

— Корноболовы жёны его вчера домой не пустили — бедолага слонялся по улицам, пока его патруль Первого Кулака

не загрёб за нарушение комендантского часа. Часто теперь такое происходит. По всему городу жёны вдруг поумнели. А что делать? Филей не купишь нынче так, чтобы за него руку да ногу не отдать — на улицах сплошные калеки там, где раньше были рынки. Какого гадателя ни спроси, обязательно Худов Вестник влезет в расклад. Скажи, как думаешь, правду говорят, мол, Первый Кулак чужую тень отбрасывает? Хотя трудно, конечно, отбрасывать свою тень, если в дворцовом шкафу прячешься. В этом городе не только рыба скользкая, вот что я скажу. Да что там — меня за последние два дня четыре раза арестовали: пришлось доказывать, кто я такой, патент имперский показывать, веришь? Но повезло — отыскал свою команду в одной местной каталажке. Если Опонны мне улыбнутся, вытащу их завтра — палубу надо драить, и уж поверь ты мне, эти выпивохи будут драить, пока мир в Бездну не ухнет. Хуже другое, вот прямо из-за этого патента выходят люди да начинают требовать всякого так, что голова потом гудит от аргументов, которые не передать словами, будто жизнь и без того не тяжкая — знаешь, как корабль стонет, если трюм набит золотом? И теперь-то ты мне скажешь: «Вот так-так, капитан, я совершенно случайно хочу заплатить за место до самой Унты». А я скажу: «Боги тебе улыбнулись, уважаемый! Совершенно случайно я выхожу в море через два дня с двадцатью морпехами, казначеем Первого Кулака и половиной богатств Арэна на борту — но место у нас есть, уважаемый, ещё как. Добро пожаловать на борт!

Калам молчал ещё дюжину ударов сердца, а затем сказал:

— Вот уж и правда боги улыбнулись.

Голова капитана качнулась.

— Гладенькие да хитренькие у них улыбочки.

— Кого же мне благодарить за такой тёплый приём?

— Сказал, мол, твой друг, только вы никогда не встречались — однако предупредил, что ты окажешься на борту моей «Затычки» через два дня.

— И звали его?

— Сказал, Салк Элан. Говорит, мол, ждёт тебя.

— И откуда же он узнал, что я зайду в эту таверну? Я ещё час назад не подозревал о её существовании.

— Догадка, но обоснованная. Болтал, мол, это первое заведение, которое ты увидишь, когда выйдешь из ворот некрополя. Зря ты вчера не пришёл, друг, тут даже тише было. Конечно, пока девка не выловила крысу из бочки с элем. Не повезло вам с твоими друзьями — пропустили сегодня завтрак.

Калам захлопнул за собой покосившуюся дверь и остановился, чтобы успокоиться. Уловки Быстрого Бена? Вряд ли. Да и невозможно…

— Что случилось? — Минала сидела за столом с куском дыни в руке. Судя по голосам со двора, родители взялись купать сопротивляющихся детей.

Убийца надолго прикрыл глаза, затем открыл их и вздохнул.

— Вы попали в Арэн — теперь пойдём своими дорогами. Передай Кенебу, чтобы вышел сам, прежде чем его найдёт один из патрулей, пусть явится к командиру городской стражи, но меня в докладе никак не упоминает…

— И как он объяснит, что мы взяли и попали в город?

— Рыбак вас довёз. Всё просто.

— И всё? Ты даже не попрощаешься с Кенебом, Сэльвой или с детьми? Не дашь даже высказать благодарность за то, что спас им жизнь?