Врата Мертвого Дома
Шрифт:
— Мы пойдём в задней части клина, сэр, — чуть разочарованно сообщил Лист.
— Я лучше проглочу пригоршню пыли, чем ярд холодного железа, — заметил Дукер. — Мы уже знаем, с кем будем драться, Сон?
— Для тебя — «капитан».
— Как прекратишь называть меня «дедом», тут же вспомню про твой чин.
— Я шучу, Дукер, — сказал Сон. — Зови меня как хочешь, вплоть до «свинорылого ублюдка», если захочется.
— Неплохая идея.
Сон обиженно скривился.
— Так и не поспал сегодня? — Он обернулся к Листу. — Если старый хрыч начнёт клевать носом, разрешаю тебе приложить его прямо по шлему, капрал.
— Если
Сон поморщился и взглянул на Дукера.
— А парень-то показывает характер.
— Похоже на то.
На горизонте ярко пылало солнце. Светлокрылые птицы скрылись за пологими холмами на севере. Дукер посмотрел на свои сапоги. Утренняя роса просочилась сквозь изношенную кожу. Носки украшали поблёскивающие узоры из спутанной паутины. Осенняя паутина… хитроумная ловушка. А я просто прошёл мимо и бездумно уничтожил труды всей ночи. Будут ли теперь из-за меня голодать пауки?
— Не стоит зацикливаться на том, что будет, — проговорил Сон.
Дукер улыбнулся, посмотрел в небо.
— Какой порядок?
— Морпехи Седьмой — острие копья. По обе стороны от них всадники Вороньего клана — шипы. Дурные Псы — они теперь превратились в Тоггом топтанную тяжёлую кавалерию — подпирают морпехов сзади. За ними — раненые, их со всех сторон прикрывает пехота Седьмой. В хвосте — Хиссарская стража и кавалерия Седьмой.
Дукер не сразу понял, а затем удивлённо моргнул и посмотрел на капитана.
Сон кивнул.
— Беженцы и стада остаются на этой стороне долины, чуть южнее, на плоской полосе земли, которую на карте именуют просто Низиной, а к югу от неё — гряда холмов. Их охраняет клан Куницы. Так безопасней — этот клан стал мрачным и жёстким после Секалы. Все их всадники до одного себе зубы подпилили, веришь?
— В эту битву мы идём налегке, — проговорил историк.
— Если не считать раненых, да.
Из лагеря пехоты появились капитаны Сульмар и Ченнед. Жестикуляция и выражение лица Сульмара выдавали возмущение и ярость, Ченнед выглядел скорее насмешливым и немного ошарашенным.
— Кровь и кишки! — прошипел Сульмар так, что его намасленные усы встопорщились. — Треклятые сапёры и их Худом деланный капитан на этот раз доигрались!
Ченнед поймал вопросительный взгляд Дукера и покачал головой.
— Колтейн аж побелел, как услышал.
— Что услышал?
— Сапёры сбежали прошлой ночью! — прорычал Сульмар. — Худ побери этих трусов! Полиэль благослови их чумой, всё их безродное потомство пометь своим гнойным поцелуем! Тогг, растопчи их капитана в…
Ченнед поражённо расхохотался.
— Капитан Сульмар! Что бы сказали твои друзья из Совета, если бы услышали такое сквернословие?
— И тебя Огнь пожги, Ченнед! Я в первую голову — солдат, будь ты проклят. Это первая струйка потопа — вот что это…
— Не будет дезертирства, — сказал Сон, поглаживая грубыми пальцами бороду. — Сапёры не сбежали. Сдаётся мне, они что-то задумали. Нелегко управиться с такой немытой, разудалой братией, если даже капитана не можешь найти, но уж не думаю, что Колтейн повторит эту ошибку.
— У него и возможности не будет, — пробормотал Сульмар. — Первые червяки поползут нам в уши ещё до заката. Дурной пир нас ждёт, помяните мои слова.
Сон приподнял бровь.
— Если лучше подбодрить перед боем
— Жалость — для победителей, Сон.
Одинокий рог протрубил свою печальную ноту.
— Ну, началось, — с заметным облегчением сказал Ченнед. — Будете погибать, господа, оставьте и мне кусочек земли.
Дукер смотрел вслед двум уходившим капитанам Седьмой. Этого напутствия он уже очень давно не слышал.
— Отец Ченнеда служил в Первых Мечах у Дассема, — объяснил Сон. — Так говорят, во всяком случае. Даже когда имена исчезают из официальной истории, прошлое показывает своё лицо, верно, дед?
Дукер был не в настроении обмениваться подначками.
— Пора мне снаряжение проверить, — сказал он и отвернулся.
Окончательная расстановка затянулась до полудня. Беженцы чуть было не взбунтовались, когда осознали, что основные силы собираются переправиться без них. Колтейн опять выказал верный расчёт — поставил в охрану беженцам клан Куницы. Эти воины теперь и вправду являли собой жуткое зрелище — шрамированные лица, чёрные татуировки, подпиленные зубы. Хотя всадники Куницы чуть не перегнули палку, бросая кровожадные насмешки в лица тем самым людям, которых поклялись защищать. Наконец относительный порядок был восстановлен, вопреки усилиям обезумевшего от страха Совета знати и неисчерпаемой способности аристократов составлять ноты протеста да письменные жалобы.
Когда основные силы выстроились, Колтейн дал команду выступать.
День выдался обжигающе жарким, от иссушенной земли стали вздыматься тучи пыли, как только трава поникла под копытами коней и сапогами солдат. Слова Сна по поводу пыли оказались печально пророческими. Дукер снова поднял оловянную поясную флягу к губам, чтобы вода хоть немного смочила губы и пересохшую глотку.
Слева от него шагал капрал Лист, лицо его покрывала белая корка, а шлем то и дело сползал на блестящий от пота лоб. Справа от историка маршировала та самая воительница — имени её Дукер не знал и не собирался спрашивать. Страх перед предстоящим растёкся по телу историка, словно зараза. Мысли его лихорадочно вертелись вокруг иррационального ужаса… перед знанием. Перед теми чёрточками, что напоминают нам о человечности. Сплетаясь с лицами, имена, словно две змеи, грозят самыми болезненными укусами. Я никогда не вернусь к Списку Павших, потому что теперь понимаю: безымянный солдат — это дар. Солдат поименованный — мёртвый, расплавленный воск — требует ответа у живых… ответа, который никто не может дать. Имена — не утешение, а требование ответить на безответное. Почему она умерла, а не он? Почему выжившие остаются забытыми — будто прокляты, — а мёртвых чтят и помнят? Почему мы цепляемся за то, что потеряли, и не ценим то, что ещё имеем?
Не называй имён павших, ибо они встали на наше место и будут стоять там — до самой нашей смерти. Пусть я умру бесславно и пусть погибну забытым и неизвестным. Лишь бы никто не мог сказать, что я вошёл в сонм мёртвых, чтобы укорять живых.
Река П’ата рассекала дно пересохшего озера, протянувшееся на две тысячи шагов с востока на запад и более четырёх тысяч — с севера на юг. Когда авангард добрался до восточной гряды и начал спускаться в долину, перед Дукером открылась панорама будущего поля битвы.