Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Колтейн стоял у центральной опоры шатра, выглядел он мрачно. Появление Дукера и Листа прервало разговор. Бальт и капитан Сон с одинаково хмурыми лицами сидели рядом на седельных стульях. Сормо стоял, закутавшись в шкуру антилопы, у дальней стенки шатра, его глаза скрывала тень. Атмосфера была напряжённая и давящая.
Бальт откашлялся.
— Сормо нам рассказывал про семакского божка, — сообщил он. — Духи говорят, кто-то его ранил. Сильно. В ночь нашего налёта на землю вышел демон. И ступал он легко, как я понимаю, так что след не просто унюхать. В общем, демон явился, отдубасил семака
— Имперский демон?
Бальт пожал плечами и перевёл невыразительный взгляд на Сормо.
Колдун, похожий на чёрную ворону на заборе, чуть шевельнулся.
— Бывали такие прецеденты, — признал он. — Но Нихил считает иначе.
— Почему? — спросил Дукер.
Прежде чем ответить, Сормо долго молчал.
— Когда Нихил ушёл в себя той ночью… нет, точнее, он считал, что укрылся в собственном сознании от чародейства семака… — Было ясно, что колдуну трудно подобрать слова. — Таннойские Духовидцы этой земли, как говорят, могут странствовать по скрытому миру — не истинному Пути, но пространству, где души свободны от плоти и костей. Похоже, Нихил случайно попал в такое место, а там столкнулся лицом к лицу с… кем-то другим. Поначалу он подумал, что это было лишь одно из воплощений его самого, чудовищное отражение…
— Чудовищное? — переспросил Дукер.
— Мальчик того же возраста, что и Нихил, но с лицом демона. Нихил считает, что он связан с чудовищем, которое напало на семака. У имперских демонов редко встречаются люди-прислужники.
— Так кто же послал его?
— Возможно, никто.
Теперь понятно, почему Колтейн встопорщил свои чёрные перья.
Через несколько минут Бальт громко вздохнул и вытянул вперёд кривые ноги.
— Камист Релой приготовил нам встречу на другом берегу П’аты. А мы не можем его обойти. Поэтому придётся идти напролом.
— Ты поскачешь с морпехами, — сообщил Дукеру Колтейн.
Историк покосился на капитана Сна. Рыжебородый солдат ухмыльнулся.
— Похоже, ты заслужил место среди лучших из лучших, дед.
— Худов дух! Я пяти минут не протяну в боевом строю. У меня чуть сердце не разорвалось после схватки, которая длилась едва ли три вздоха…
— А мы и не будем на передовой, — сказал Сон. — Слишком нас мало осталось. Если всё пройдёт по плану, не придётся даже мечи тупить.
— Ладно, как скажешь. — Дукер обернулся к Колтейну. — Возвращать слуг знати было ошибкой, — заявил он. — Похоже, аристократы решили, что ты их не заберёшь обратно, если они не смогут стоять на ногах.
Бальт сказал:
— Эти слуги себя хорошо показали на Секальской переправе. Они только щиты держали, конечно, но удержали.
— Дядя, у тебя ещё остался их свиток с требованием компенсации? — спросил Колтейн.
— Да.
— И эта компенсация была рассчитана, исходя из стоимости каждого слуги в деньгах?
Бальт кивнул.
— Собери слуг и заплати за них полную цену. Золотыми джакатами.
— Да, однако столько золота тяжеловато будет нести аристократам.
— Лучше им, чем нам.
Сон откашлялся.
— Деньги-то пойдут из солдатского жалованья, да?
— Империя
В этом заявлении прозвучал отзвук будущих событий, и наступившее молчание подсказало Дукеру, что не только он это понял.
Лик луны затмили полчища накидочников. Дукер сидел у тускло мерцающих в золе углей костра. Нервозное возбуждение подняло историка с походного одеяла. Вокруг спал лагерь — словно измождённый город. Даже животные притихли.
В тёмном воздухе над кострищем мелькали ризаны, выхватывая в полёте насекомых. Тихий хруст панцирей не прерывался ни на миг.
Рядом с Дукером возникла тёмная фигура, молча присела на корточки.
Через некоторое время Дукер сказал:
— Кулак должен иногда отдыхать.
Колтейн тихо фыркнул.
— А историк?
— Никогда не дремлет.
— В отдыхе нам сейчас отказано, — сказал Колтейн.
— А бывало иначе?
— Историк, ты шутишь как виканец.
— Научился отсутствию чувства юмора у Бальта.
— Это ясно как день.
Некоторое время оба молчали. Дукер не осмелился бы утверждать, что знает этого человека. Если Кулака терзали сомнения, он ничем того не показывал, да и не показал бы. Командир не может выказывать слабость. Однако Колтейну такую выдержку диктовало не только положение. Сам Бальт иногда ворчал, что его племянник отгораживается от других куда больше, чем предполагает даже знаменитый виканский стоицизм.
Колтейн никогда не обращался с речами к воинам, и хотя солдаты часто его видели, Кулак не делал из этого события, как другие полководцы. Но теперь эти солдаты были преданы ему так, словно любое их сомнение Кулак способен был раз и навсегда изгнать из их душ.
Что будет в тот день, когда эта вера рухнет? Что, если от этого момента нас отделяют считаные часы?
— Враг выслеживает наших разведчиков, — сказал Колтейн. — Мы не видим, что для нас приготовлено в долине реки.
— А союзники Сормо?
— Духи заняты.
Ага, семакский божок.
— Кан’эльды, дебральцы, титтанцы, семаки, Карон-Тепаси, Халаф, Убарид, Хиссар, Сиалк и Гуран.
Четыре племени. И шесть городских легионов. Неужели я слышу в этом голосе сомнение?
Кулак сплюнул на угли.
— В долине нас ждёт одна из двух армий, которые держат юг.
Откуда он это знает, Худ бы меня побрал?!
— Значит, Ша’ик вышла из Рараку?
— Нет. Это её ошибка.
— Что её удерживает? Восстание на севере подавлено?
— Подавлено? Нет, они там захватили всё. Что до Ша’ик… — Колтейн примолк, чтобы расправить свой плащ из перьев. — Быть может, видения открыли ей будущее. Быть может, она знает, что Вихрь падёт, что уже сейчас адъюнкт Императрицы собирает легионы — в гавани Унты теснятся грузовые корабли. Успехи Вихря окажутся недолгими, первая кровь принесла победу лишь из-за слабости имперцев. Ша’ик знает… дракон пробудился, движется он ещё тяжеловесно, но когда придёт час гнева, он испепелит эту землю от моря до моря.