Врата ночи
Шрифт:
А затем беспорядочные мысли Кати вновь вернулись к Мещерскому. Странно все же, что этот незнакомец звонил ему. Даже если он действительно какой-то псих, даже если предположить, что он имеет к убийству на кассете прямое отношение...
Почему он позвонил именно Мещерскому? Откуда у него вообще его телефон? При этом Катя подумала: а этот вопрос Сережке должен был задать Никита. Но не задал. Далее, отчего этот тип начал, как он якобы утверждает, наблюдать за Мещерским? С какой целью он показал ему эту жуткую запись? Неужели он принес с собой на юбилейный вечер кассету только для того, чтобы
Мысли Кати путались. Этот ночной звонок был звонком неизвестного ей мужчины — мужчине, которого она знала с юности — Мещерскому. Но что говорят друг другу мужчины, когда их не слышит ни одна Женщина? Что они думают в этот миг?
И по странной причине внезапно ей вспомнился тот тип из музея — Анатолий Риверс. Типчик, лавандовая слизь в своих прикольных полосатых брючках и канареечной водолазке, так рельефно облегающей его грудную клетку. Клипмейкер... А ведь он сказал ей о Сережке... На что он так прозрачно намекнул там в зале, у витрины с древним золотом?
И он ведь был в институте в тот вечер. Они с Серегой узнали друг друга. Катя снова услышала тихий, вкрадчивый голос Риверса. Что он болтал им об этой линии мужской парфюмерии с причудливым названием «Евфрат»? Внезапно Катя ощутила легкий холодок в сердце.
Темно-зеленые илистые воды великой реки, кромка песчаной отмели. Заросли тростника, финиковые пальмы — да, она видела это на большом видовом фото в зале музея. Воды и берега Евфрага. Тогда она не обратила на фотографию никакого внимания, а тут вдруг вспомнила отчего-то... Узкие лодки-додбленки, вытащенные на топкий берег, что-то бело-розовое в иле. Увядшие палые лепестки. Лотос, втоптанный в ил...
Риверс болтал весь этот вздор. Это его слова. А лотос — цветок, который Катя никогда не видела наяву. Южный цветок, прячущийся в травяных зарослях по берегам великих древних рек. Кем-то вырванный с корнем, втоптанный в ил, в болотистую осклизлую жижу...
И она вспомнила: в середине мая они ездили в Серебряный Бор. Вода была еще холодной, но Кравченко и Мещерский купались. Мещерский, раздевшись до плавок, загорал на носу взятой напрокат лодки. Катя сейчас отчего-то вспомнила его таким, каким видела тогда, — еще совсем юношеское, хрупкое и вместе с тем крепкое, ладное тело...
Они знали друг друга много лет, с ранней юности. И он всегда был ее другом. А Кравченко он был больше чем другом — братом. И ей всегда казалось, Сережку Мещерского она знает как себя. Однако...
Кате стало вдруг жарко, душно. Хотя вечер был прохладным — после вчерашнего дождя стены домов еще дышали сыростью.
Она быстро шла по набережной Москвы-реки к дому. Она чувствовала себя неспокойно. Спокойными были только серые воды реки.
Глава 11
ВАРШАВСКОЕ ШОССЕ
Три дня спустя. 18 июня
В этот день Колосов ничего не ел с самого утра. А ночь не спал. Перед отпуском он не
Все было отбарабанено в трубку как из пулемета. Начальник медотдела отвечал за диспансерное обследование личного состава головой и погонами. А Колосов не имел привычки артачиться, когда его просили по-человечески.
Утром в четверть девятого он уже сидел в длиннющей очереди в лабораторию на сдачу крови. Кровь взяли из вены в несколько пробирок и из пальца. Потом плотно забинтовали сгиб локтя. Симпатичная курносенькая медсестра сказала, что во избежание кровотечения Колосов должен посидеть в приемной полчаса, не садясь сразу за руль машины.
Здесь и застал его звонок по мобильному из отдела Убийств: утром из Москвы пришло сообщение о нападении на пассажира, якобы севшего в попутную машину на Варшавском шоссе. ЧП произошло где-то после полуночи. А в час двадцать пять раненого, истекающего кровью, подобрал патруль ППС. С Москвой с марта имелась обоюдная договоренность о том, что все случаи обнаружения расчлененных человеческих останков «специфического вида» будут браться на особый совместный контроль областного розыска и МУРа.
Учет нападений на пассажиров и водителей автотранспорта вроде бы не совсем вписывался в эту схему взаимодействия. Подобные преступления никогда не были редкостью. Однако этот случай явно выходил за рамки: на Варшавском шоссе произошло нечто такое, на что московские сыщики просили обратить и своих областных коллег самое пристальное внимание.
Никита связался с отделением милиции: наряд ППС, подобравший раненого, должен был сменяться в девять. Следовало гнать на Варшавку на всех парах. О судьбе потерпевшего было только известно, что его доставили в ближайшую больницу и прямо из приемного покоя повезли в операционную: ему нанесли пять проникающих ранений ножом в живот.
Управлять родной «девяткой» после укола в вену было не ахти как. Никита в душе дивился сидящим на игле: и как эти занюханные живут и двигаются, исколотые от шеи до пяток?
Рука болела, а в отделении милиции шел ремонт. В дежурке бригада рабочих монтировала подвесные потолки. В коридорах пахло скипидаром и масляной краской. Возле входной двери работали сварщики: милиция отгораживалась от заявителя бронированной дверью.
Колосову повезло: патруль уже сдал смену, но сержант и его напарник еще не ушли домой. Оба были очень молодыми, из последнего набора — только после армии. Низенькие серьезные крепыши, как двое из ларца, одинаковых с лица. По их словам, ночью произошло вот что. Однако картина была далеко не полной.