Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы
Шрифт:
(Не для бумаги: но побудем пока честными союзниками! В конце концов, разместив в Турции «галифаксы» Берегового командования, мы можем засыпать минами подходы к Суэцкому каналу и Порт-Саиду, прервав опасную для нас связь рейха с Японией. Ну а «вывести после войны» можно потребовать заодно и русских из зоны Проливов! Также, новое правительство Италии после свержения Муссолини будет, с большой степенью вероятности, проанглийским. Как и в Югославии, мы получим у власти не единолично русскую марионетку Ранковича, но и нашего Тито, и даже, возможно, представителей законного короля Александра, он ведь не отрекался, убегая в Лондон от немцев в сорок первом – какие еще здоровые политические силы мы сумеем подключить?
И это не будет стоить Британии ничего! Югославы подчинятся – поскольку без нашей помощи и поддержки они никто. А в Италии и Турции, при их несогласии, всю работу сделают русские, которым после мы предложим убраться домой.
Авторство
К сожалению, не все конструктивные и миролюбивые предложения, исходящие от нашей и американской стороны, были приняты русским. Следует отметить, что Сталин, хотя и был, бесспорно, одним из великих русских правителей, в большей мере оставался азиатским вождем с исконно азиатской психологией, недоверчивостью и подозрительностью. Диктатор по своей сути, он не мог понять самих принципов свободы, либерализма и демократии. И слишком часто видел в наших предложениях мнимое ущемление русских интересов. Так поднятый мной вопрос о послевоенной Дунайской конфедерации под управлением Объединённых наций встретил с его стороны весьма прохладное отношение, Сталин посчитал подобное объединение нежизнеспособным. С такой же неприязнью он отнёсся и к планам разделения Германии на несколько частей. И хотя нам удалось получить гарантии независимости Финляндии и Швеции, вопрос о послевоенных границах Норвегии оставался пока открытым.
(О чем не напишу: когда я предложил для Польши то же, что для Югославии – «правительство национального согласия», включающее все политические силы – Сталин не только ответил довольно резко, что так называемая Польская Объединенная Рабочая Партия и есть по сути коалиция всех здоровых – читай, просоветских! – политических сил, но и прямо обвинил британскую сторону в грязной политической игре, граничащей с предательством. На мое категорическое требование объясниться, он ответил, что у него есть очень авторитетный свидетель, и спросил, настаиваю ли я, чтобы этот свидетель был представлен? Поскольку отказ был сходен с потерей лица, то я подтвердил свое требование, лишь выразив беспокойство, сколько времени это у нас отнимет. Сталин ответил, что не больше получаса. Я согласился, Рузвельт и де Голль не протестовали.
О дальнейшем лучше не вспоминать! В зал ввели Бур-Комаровского, и это ничтожество, этот опереточный генерал, подобранный мной буквально в лондонской канаве, этот предатель, всем обязанный мне, этот подлый трус, у которого даже не хватило духа застрелиться, обрушил на нас целый поток грязи – на вполне понятном английском языке! Он подробно рассказал обо всех инструкциях, которые я ему давал накануне Варшавского восстания – клянусь, в действительности там не могло быть слов про «новый санитарный кордон против большевизма», это не произносилось вслух! Тем более я не могу нести ответственности за все требования, которые этот недоносок из Варшавы успел выдвинуть к русским «от лица польской нации», присочинив, что этот бред редактировался лично мной полностью, а не отчасти! И конечно же, я не мог знать, что этот негодяй по совместительству является еще и немецким агентом!
Тут Сталин с удивлением спросил:
– Неужели лучшая в мире британская разведка не знала о связи Коморовского с группенфюрером СС Фегеляйном, занимающим нынче должность представителя СД в ставке фюрера? Притом что сам Коморовский факта своей еще довоенной дружбы с этим человеком отнюдь не скрывал, как и то, что переписка между ними, через доверенных лиц, продолжалась до времени восстания! Неужели в МИ-6 сидят столь наивные люди, что верят, будто назначенный вами предводитель восстания обсуждал с высокопоставленным гитлеровцем всего лишь прошлые конноспортивные дела? [18] А как вы тогда объясните, что немцы в Варшаве явно были готовы к началу восстания, приняв эффективные предупредительные меры, как, например, арест многих офицеров АК, а особенно АЛ – в последний момент, по неизвестно откуда взявшимся спискам? Если Коморовский прямо указывает, что предупредил Фегеляйна, «чтобы избегнуть лишних жертв» – чьих, немецких военнослужащих и штатского персонала? И после столь «удачного» начала восстания, британская сторона сохранила к Коморовскому доверие – тогда проверьте, мистер Черчилль, не сидит ли у вас в Лондоне еще один немецкий агент!
18
Коморовский и Фегеляйн вместе были участниками Олимпиады 1924 года.
Был редчайший случай, когда я сорвался:
– Достаточно, уберите это ничтожество! Признаю, что совершил величайшую ошибку в жизни, доверившись мерзавцу! Заверяю, что он, прикрываясь моим именем и полученными от меня полномочиями преследовал
Тут Сталин ответил, что Коморовский, конечно, получит, что заслужил.
– Но у вас в Британии есть понятие «прецедент». И если имеет место один случай, когда некто, прикрываясь вами, совершал действия, никак не приближающие победу над немецким фашизмом, то советская сторона в будущем имеет право иметь подобное в виду и принимать те меры предосторожности, какие найдет нужным. Конкретно же, касаемо, например, Югославии – мы принимаем ваше предложение. С оговоркой, что любое лицо, уличенное в связях с фашистами или в своей деятельности способствующее им, должно быть осуждено как военный преступник, и это не подлежит обсуждению!
Британский джентльмен играет честно. Это значит – никогда и никому не прощает своих поражений! Первое правило мудрости англосаксонской расы: не покоряющийся, не управляемый нами должен считаться врагом, даже если в данный конкретный момент никак нам не угрожает или формально является союзником. Второе правило: с врагом совершенно не обязательно воевать оружием, тайная работа по разъеданию его изнутри, ослаблению его мощи, одновременно с внешней улыбкой и заверением в дружбе, бывает гораздо действеннее! И третье правило общеизвестно: у Британии нет друзей, а есть интересы. Что следует понимать: даже контролируемый нами союзник должен быть уничтожен без всякого сожаления, если это будет нам выгодно! Понятия подлости и предательства в политике не может существовать по определению! Это называется «реалполитик», джентльмены! Я никогда не прощу России даже не своего личного унижения – а того, что она осмелилась играть по своим правилам! Это исключительно наше право – менять правила во время игры.
И потому – я уничтожу Россию! Мы с ними разные цивилизации, мира между нами не может быть никогда. Как только завершится эта война – начнется следующая, и не обязательно с громом пушек!
А если я не успею завершить дело – закончат мои наследники. Но эти слова никогда не будут доверены бумаге.)
Ленинградская конференция была вершиной в развитии сотрудничества трёх великих держав. Мы искренне желали всеобщего благоденствия и мира – и не вина Запада, что послевоенное мироустройство пошло по другому пути. Было принято, что важнейший вопрос об обращении победителей с Германией подвергнется предварительному обзору, как колоссальной политической проблеме, и, как выразился Сталин, «весьма предварительному». Политические аспекты были и более отдалёнными, и более гадательными. Они явно зависели от результатов великих битв, которые ещё предстояли, а затем и от настроений каждого из союзников после победы. Также были достигнуты предварительные, но принципиальные соглашения по чисто техническим вопросам, в преддверии будущей встречи наших войск – установление оперативных каналов связи, возможный обмен офицерами связи, даже ознакомление с силуэтами военной техники друг друга, чтобы избежать «дружественного огня».
(Ну вот, вполне прилично звучит для мемуаров)
Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж», Норвежское море, 21 декабря 1943 года
Вот не было печали – купила баба порося!
Это я про янки и англичан, конкретно – про их подводников. Оказывается, они с их флотом шли не просто так – а должны на время пребывания эскадры в Полярном развернуться в море, обеспечив ближний базовый дозор. А по жизни – ежу понятно, что хотят изучить наш театр. Чем наши руководствовались, разрешив это безобразие, не знаю, возможно, ссориться не захотели. Но командование СФ рассудило здраво:
– Так, орлы, возле Кольского залива вы нахрен никому не нужны, это давно уже тыловой район, где немцев год как не видели. Если хотите реально помочь – пожалуйста, в Нарвик, там вам поставят боевую задачу (всё подспорье!). Там ближайший порт у немцев – это Тронхейм, наши на него по суше посматривают, но пока еще не добрались. А значит, есть и немецкая коммуникация по морю туда, и Арктическая флотилия их U-ботов – вот для вас и цели!
Ну а мы болтаемся в море. Вместе с «Куйбышевым» и «Урицким», принявшим в Нарвике топливо, идем встречать очередной конвой – вдруг немцы рассудили, что страшная «моржиха» союзную эскадру охраняет? Значит, по транспортам можно отработать, и сколько еще у них лодок «тип XXI» может найтись? По автономности, в принципе, терпимо – до Конго весной ходили гораздо дольше. А светиться в Полярном, пока их эскадра назад не уйдет, нам не с руки. Будут всякие вопросы задавать, а то и попросятся на борт посмотреть и познакомиться, так что отказать будет неудобно – ну зачем нам это? Так что «чтоб вас в Главной базе пока не было», и нет пока еще у СФ оборудованных баз в дальних бухтах вроде Видяево и Гаджиево, там в лучшем случае причал с парой домиков рядом.