Врата судьбы
Шрифт:
— Еще? — спросил он, когда капитан медленно выпил содержимое бокала. — Та-та! Лучше воздержимся. Лучше воздержимся, а? Хорошенького понемножку. Как говорят итальянцы, piano si va sano [Тише едешь — дальше будешь (ит.)]. А сейчас — ne quid nimis [Никаких излишеств (лат.)], a?
Нежно, как женщина, он поправил подушки и снова уложил пациента. Капитан беспрекословно подчинился: он был слишком слаб и потрясен случившимся. С ним произошло нечто невероятное, но что именно, он не понимал. И самое непонятное — как он попал в дом профессора анатомии, который так бережно и заботливо его выхаживает. Один вопрос постоянно вертелся на языке у Гейнора. Он решил, что должен наконец получить ответ
— Значит, меня не повесили? — спросил капитан слабым голосом, заглянув в острое дружелюбное лицо доктора.
— Повесили! — воскликнул тот. — Та-та! Поспите. В следующий раз после пробуждения вы почувствуете прилив сил. А сейчас усните.
Предсказание оправдалось. Бульон и бургундское разнесли по всему телу тепло, больной успокоился и уснул, не терзаясь больше сомнениями.
Когда он проснулся и оглядел комнату, ее уже не заливал солнечный свет. Было сумеречно, из окна тянуло прохладой. У его постели сидела толстуха средних лет с ярким румянцем на щеках, отчего ее лицо казалось гигантским яблоком. Встретив вопрошающий взгляд Гейнора, она ободряюще улыбнулась и наклонилась над ним.
— Ну как, лучше? — приветливо осведомилась она.
Капитан Гейнор, разумеется, чувствовал себя лучше. У него появился волчий аппетит, о чем он и уведомил сиделку. Голос у него окреп, а от былой боли в горле и языке не осталось и следа. Голова была ясная и не болела, когда он поворачивал ее, чтобы проверить свое состояние.
— Я позову доктора, — сказала сиделка. — Он внизу, отдыхает.
Через считанные минуты появился профессор. Еще через несколько минут принесли бульон, бургундское и даже несколько кусочков белого мяса каплуна и немного белого хлеба. Поглотив все, капитан счел трапезу скудной, но смолчал и, откинувшись на взбитые подушки, попросил:
— Прошу вас, расскажите, как я попал сюда и каким чудом меня не повесили?
Профессор глядел на него, поглаживая подбородок.
— Чуда не произошло, — медленно произнес он. — Вас повесили — два дня тому назад.
— Повесили? — капитан вздрогнул, ужас и недоверие отразились у него на лице.
— Та-та! Та-та! — снова зацокал языком доктор Близзард. — Успокойтесь! Не надо волноваться! Все позади и больше не повторится. Nemo bis pimitur pro eodem delicto [Никто не наказывается дважды за одно преступление (лат.)], запомните! Так гласит закон.
Однако невозможность дважды покарать человека за одно и то же преступление меньше всего волновала сейчас капитана, меньше всего занимала его мысли.
— Но если меня повесили, — начал он, и лицо его выразило полное отчаяние, — почему я жив? Ведь я жив, не так ли? Надеюсь, у меня не галлюцинация?
— О нет, вы живы, можете не сомневаться, через неделю-другую будете здоровы, как и прежде.
— Но как же так, если меня повесили?
— Говорят, что тот, кому суждено быть повешенным, не утонет, следовательно, того, кому суждено утонуть, не повесят. Это, ей-богу, самое разумное объяснение, в нем достаточно здравого смысла.
Капитан смотрел на доктора с недоумевающим видом.
— Я и сейчас ничего не понимаю, — молвил он слабым голосом, — Как же я оказался здесь?
— Это совсем другое дело, и вам предстоит выслушать очень занимательную историю. Вот как это произошло. — Доктор взял основательную понюшку табаку, чихнул и убрал коробочку в карман, потом, усевшись на краю постели лицом к пациенту, начал свой рассказ: — Вот как это произошло. Когда вы проболтались на виселице двадцать минут, как и положено по закону, явилась парочка негодяев, наловчившихся зарабатывать — «на плодах с безлистного дерева», как они иронично именуют виселицу, и срезала веревку. И тут, позвольте заметить, вам чертовски повезло, что вы не распорядились относительно похорон и ваши друзья не исправили этой ошибки. Хи-хи, — и доктор рассмеялся тонким мелким смехом. — Если бы не это упущение, не сидеть бы вам сейчас здесь, попивая бургундское. К этому времени вы бы уже покоились под могильной плитой. Потом негодяи привезли вас на телеге ко мне, и никогда еще живой человек так не походил на мертвеца. Ваш вид обманул даже меня. И вот я положил вас, голого, на стол — вы уже догадались, что я купил ваш труп для диссекции [Диссекция — вскрытие], — не подозревая, что меня надули и передо мною вовсе не труп. Я легонько провел скальпелем по груди: до вскрытия чуть надрезал кожу, чтобы обозначить линию диссекции, и вдруг вижу: линия окрасилась в алый цвет! Сказать, что я удивился — значит ничего не сказать. Тогда я провел пальцем вдоль алой черты и увидел на нем кровь. Передо мной был явно не мертвец. Но как далеко вы забрели в тот край, откуда никто не возвращается, я еще не знал. Поднес к губам зеркальце — оно помутнело. Приложил руку к запястью — пульса нет. Тогда я открыл вену на ноге, чтобы стимулировать работу сердца. Через десять минут вы открыли глаза и попробовали сесть. И тогда я предоставил вас vis rnedicatrix naturae [Силе природного исцеления (лат.)], ибо природа богато одарила вас, сэр, так богато, что я чуть было не пожалел о тех двух гинеях, что отдал негодяям: ведь вы обманули меня, сэр, самым бессовестным образом.
Капитан слабо улыбнулся шутке. Улыбнулся, хоть ему было не до смеха, когда он узнал подробности самого удивительного приключения в своей жизни.
— Но вы воздадите мне сторицей в другом, — продолжал анатом.
— Можете не сомневаться, сэр, вы не пожалеете, что потратились, — заверил его капитан.
— Фу, та-та! — профессор только презрительно отмахнулся.
— Скажите, пожалуйста, ведь это невероятное явление? — поинтересовался капитан после некоторого молчания.
— Невероятное? О да, видит Бог! Или вы полагаете, что нечто подобное случается каждую неделю?
— А в вашей памяти сохранились подобные случаи?
— Пожалуй, да. Именно в памяти, но не в практике. Доводилось ли вам слышать про Джона Смита, взломщика? Ему отменили смертный приговор после того, как его уже успели привести в исполнение и он проболтался на виселице четверть часа. Когда пришло сообщение о помиловании, миловать было некого. Однако на удивление всему миру плут ожил и вернулся к ремеслу взломщика. Засвидетельствован и еще случай — с Анной Грин из Оксфорда. Она провисела с полчаса, и, как и вы, попала в руки анатома, доктора Петти, и он ее оживил. Появлялись в печати сообщения и о других случаях. И тем не менее это явление достаточно редкое — такое редкое, что человек должен благодарить судьбу, если она уготовила вам нечто подобное.
Капитан лег, все еще не в силах оправиться от удивления и от мыслей, возникших в связи с этой потрясающей воображение историей. Как сказал доктор, nemo bis punitur pro eodem delicto, следовательно, ему нечего бояться, даже если проведут опознание. Но капитан Гейнор полагал, что до опознания дело не дойдет.
Вскоре его мысли обратились к Дамарис, и в душу капитана закралось страшное сомнение. Как она отнесется к его воскрешению из мертвых? Каким образом она получила письмо? Тут, впрочем, существовал лишь один путь. Но теперь тот факт, что он жив, или снова жив, может все изменить и как-то повлиять на дарованное ему, как он надеялся, прощение. Терзаемый сомнениями, капитан Гейнор снова обратился к доктору:
— Когда я смогу уехать?
— Та! — прицокнул языком тот. — К чему такая спешка? Если вы будете лежать тихо и слушаться меня, возможно, через неделю-полторы ваши силы восстановятся. Здоровье у вас хорошее, очень хорошее. Но я порядком обескровил ваши вены, и надо подождать, пока кровь восстановится.
— Через неделю... — простонал капитан.
— Та-та! Это еще малый срок. Благодарите судьбу, что вас не похоронили. А если у вас есть друзья, с которыми надо связаться...
— Нет, — прервал его капитан, — друзья подождут, так будет лучше, — и перевел разговор на другую тему: —Сэр, я ваш должник, и вы облегчили бы мою совесть, не говоря уж о кошельке, если бы позволили мне возместить ваши расходы.