Врата тьмы
Шрифт:
— А я люблю медведей, — гордо заявила Ребекка. — У меня и другие книги про них тоже есть.
Роланд отметил, что Ребекка читает для удовольствия куда чаще, чем большинство выпускников колледжа.
— Парки — это зеленое? — спросила она.
— Верно.
— Иногда, — удовлетворенно вздохнула Ребекка, — некоторые вещи имеют смысл. Парки нарисованы зеленым, — пояснила она Эвану.
Стол был маленький, в квартире жарко, и Роланд, никогда особо не интересовавшийся парками, вскоре решил, что лучше смотреть со стороны, чем смешиваться с толпой. Из разговоров этой толпы он понял, что Ребекка уж точно знает в городе каждый парк, и сколько в нем деревьев, и кто — или что — на каждом дереве живет.
Том вспрыгнул на подоконник, задержался на краю открытого окна и скрылся с глаз. Роланд решил, что кот не стал бы прыгать, кабы не был уверен в безопасном приземлении, а потому продолжал рассеянно перебирать струны, не упомянув об отбытии кота.
«Надо бы пойти облегчиться. В сущности, неплохая идея».
Он прошел в ванную, вскоре вернулся и увидел, что остальные все еще путешествуют по карте.
— …нет, тут сплошные бугры и рытвины и деревьев много…
— Парки, — буркнул он себе под нос, — парки. — Есть один парк, который он хорошо знает… — Ребекка! Телевизор работает?
— А? — Она огляделась, будто выискивая того, кто говорит.
Роланд повторил вопрос.
— А, да, работает. Только пятый и девятый каналы.
— Отлично. Мне как раз девятый и нужен. Можно включить?
— Конечно. — Она снова отвернулась к карте. — Нет, этот слишком вытянутый и узкий.
Как и все предметы в квартирке, небольшой переносной телевизор на полочке над батареей сиял чистотой. Роланд размотал провод с крючков — Ребекка явно не была любителем телепередач, — нашел ближайшую розетку и вставил вилку. Если он не перепутал время, то пропустил только церемонию открытия игр.
Когда проявилась картинка — черно-белая и слегка нерезкая, — он убедился, что его предположение верно. Начало первой игры, один выбыл, бегун на второй базе. Приглушив громкость, он устроился и стал следить за игрой.
В конце третьей подачи он услышал, как звякнули браслеты Эвана, и почувствовал, что диван просел, когда Адепт устроился рядом.
— Кто впереди?
— Детройт, один-ноль.
— Ay «Соек» лучший все еще на скамейке?
— Ага, — вздохнул Роланд, — он… Погоди-ка!
Он повернулся к Эвану, сидевшему невыносимо близко, подавляя желание проверить, так ли шелковисты его волосы…
— А ты понимаешь в бейсболе?
Эван подождал, пока стоящий с битой игрок «Соек» отбил подачу.
— Сигналы телевидения легко проходят барьер.
— То есть вы там на небесах, или в валгалле, или как это место называется, смотрите телевизор?
— Мы говорим «дома». Смотрим.
— А как? — насмешливо спросил Роланд. — В хрустальных шарах?
— Да нет, конечно, шары ведь катаются, как хотят. Подходит любой среднего размера кусок хрусталя с гладкой поверхностью.
— Ты шутишь! — Он присмотрелся к Эвану. — Нет, ты серьезно. Да чтоб меня черти взяли!
— Это вряд ли, — улыбнулся Эван, потягиваясь.
Роланд обнаружил, что его гипнотизирует пульсирующая жилка на шее Эвана. Он слышал стук биты и рев толпы на стадионе, но не мог оторвать глаз от его шеи. От Эвана так же пахло чистотой, как от всей квартиры Ребекки. Вздохнув и закрыв глаза, он вновь вызвал видение белых крыльев.
— Дару и Леди пошли в магазин. Надеюсь, тебе там ничего не нужно — ты был так увлечен, что не хотелось тебя отрывать от игры.
Открыв глаза, Роланд огляделся. Они с Эваном остались в квартире одни.
— Да нет, ничего.
Он смотрел, как играет солнце на кончиках ангельских ресниц. Они сидели чертовски близко друг к другу. Роланд в отчаянии стал придумывать, что бы сказать, поскольку молчание становилось невыносимым.
— А почему ты так ее зовешь — Леди?
— Это — знак почтения.
— А не обожания? — подозрительно спросил Роланд.
— А это не одно и то же?
— Ты знаешь, от тебя просто невозможно получить простой ответ.
— Свет никогда простых ответов не дает.
— Вот это я и хотел сказать, — хмыкнул Роланд.
«А что тут не так? — подумал он, усилием воли заставляя себя вернуться к игре. — Женщины пошли в магазин, а мужчины смотрят бейсбол. Только у одной из женщин не все дома, другая все интересуется, из какой дыры я вылез, а один из мужчин — ангел. В определенном смысле…»
— Дару, а почему тебе Роланд не нравится?
Дару взяла третью банку концентрата лимонада, посмотрела на нее и бросила в корзину.
— Что ты имеешь в виду, Ребекка?
— А ты ему все время показывала о-фи-ци-аль-ное (она сосредоточенно произнесла длинное слово) лицо.
— Я ничего против Роланда не имею. У тебя дома горчица есть?
— Есть.
— Я просто его недостаточно знаю.
— Тогда ты должна лучше с ним познакомиться. Он хороший.
Дару вздохнула. Три года работая куратором Ребекки, она научилась угадывать, куда клонит ее подруга.
— Спать с ним я не собираюсь, — сказала она спокойно. — Возьми-ка кочан салата.
Ребекка послушно выбрала кочан из кучи и взвесила на руке, передавая Дару.
— А почему?
— Потому что не хочу.
— А почему?
— Потому что я его не знаю.
— Но ты бы узнала его лучше, если бы с ним спала.
Девушка за кассой с интересом подняла глаза. Дару почувствовала, что краснеет, и обрадовалась, что на ее смуглой коже это не так заметно. Наиболее очевидным — и неудобным — доказательством дефективности Ребекки было ее неумение управлять громкостью голоса. Она все произносила нормальным голосом. Нормальным, выше средней громкости, отчетливым голосом.