Врата в Сатурн
Шрифт:
— А что это могут быть за припасы?
— Хороший вопрос. — Леонов повертел в пальцах карандаш. Предполагаю, что там кислород, вода, батареи, провиант, медикаменты. Возможно, ещё кое-какое оборудование, — скажем, расходники для системы регенерации воздуха, «пластыри» для заделки пробоин. Или, скажем, мощный радиопередатчик — для связи с «Зарёй», когда она прибудет в систему Сатурна.
— На таких дистанциях хватит и нашей рации. — проворчал канадец. — Вот если бы там нашлась парочка скафандров…
— И ещё один буксировщик' — улыбнулся Леонов. — Садитесь, мсье, спасибо.
Канадец пожал плечами и сел. По-моему, ответ его не удовлетворил.
— Будут ещё вопросы, товарищи?
Больше вопросов не было — видимо, людям
— Монахов, Ветров — через полчаса жду вас у себя в каюте с планом работ. Остальным, кроме дежурной смены и вахтенных, рекомендую поспать хотя бы пару часов. Скоро нам всем здесь будет не до сна.
Из записок
Алексея Монахова
«… — В общем, всё получилось примерно так, как я имел удовольствие излагать на совещании у Леонова. Всё, да не всё — когда Дима немного отошёл, он взялся за дело и предложил несколько серьёзных изменений конструкции. И главное из них заключается в том, том, что вместо 'ведьминой метлы» (так мы с подачи канадца Жана-Батиста стали называть прикреплённый к манипулятору рычаг), которой предполагалось ворочать связку баллонов, меняя вектор тяги, у нас теперь одно общее поворотное сопло. Его изготовили в мастерских «Лагранжа» под руководством Кира Авдеева — инженер, после того, как кэп Сернан откомандировал его для работы с «омарами», так и застрял на «Лагранже», избежав рискованного путешествия через «звёздный обруч». В его исполнении конструкция получилась неказистая, но надёжная. Углекислота под давлением подаётся сразу из нескольких баллонов в камеру-смеситель, а оттуда уже в сопло; включать или выключать подачу газа к соплу можно дистанционно, из кокона — или вручную, что должен проделать находящийся снаружи «второй пилот» с помощью вентиля на камере-смесителе. Кроме того, в его обязанности входит «заправка» агрегата уже в полёте. Для этого надо по одному снимать опустевшие баллоны, отправлять их в свободный полёт, а на освободившееся место ставить полные, неизрасходованные — изрядный их запас мы потащим с собой, притороченным к лыжам буксировщика.
С соплом, камерой смесителем и прочими приспособлениями мы провозились почти трое суток — если бы не Кир, на это ушло бы вдвое больше времени, которого у нас не было совершенно. Но вот, наконец, всё было готово к ходовым испытаниям — в непосредственной близости от станции, на полукилометровом страховочном фале.
Испытательный полёт закончился оглушительным провалом. Как в старой МАИшной (а может, и МФТИшной, кто их разберёт) песенке — «Мы летим на фирменном сопле», — не вышло. То ли фирма оказалась не та, то ли сами соплостроители дали маху — но только стоило мне дать тягу, как «омар» закрутился, закувыркался, и и выровнять его я уже не смог. Пришлось подтягиваться к станции и браться за работу, ища замену маневровым двигателям.
Голь, как известно, на выдумки хитра. Вместо смятых бортами «Теслы» и «Лагранжа» маневровых дюз, мы установили на раме буксировщика несколько баллонов, направив их выхлопные отверстия в разные стороны. Предполагалось, поочерёдно открывая и закрывая краны, создавать струйками углекислоты боковую тягу и с её помощью худо-бедно гасить вращение и вообще, корректировать положение аппарата в пространстве. Одна беда — управлять этим процессом из «кокона» невозможно, так что эта задач, вместе со сменой израсходованных баллонов, ложится на Диму, который будет сопровождать меня в этом рейсе пристёгнутым к раме буксировщика. Он же поможет пришвартовать «омар» к контейнеру, когда (и если!) мы до него всё же доберёмся. Я сам с этой работой не справлюсь — в моём распоряжении будет только одна клешня-манипулятор (вторая, занятая 'ведьминой метлой, не в счёт), а покинуть кокон в 'Скворце, чтобы произвести швартовку вручную, представляется не самой лучшей идеей…
Оставался ещё вопрос навигации. Направлять «омар» к контейнеру пользуясь бинокуляром, дальномером и слабеньким бортовым радаром я не смогу, поскольку буду целиком занят управлением. Решено было, что полётом будут управлять с «Лагранжа» — их мощный радиолокатор' позволял уверенно видеть и контейнер, и буксировщик, так что оператору оставалось только командовать «Вверх!» «Вниз!» «Вправо!» «Влево!», направляя нас к цели полёта. Примитивно? Убого даже? Не спорю, на какие ещё у нас есть варианты?
На изготовление «системы корректировки курса» и последующие испытания ушли ещё сутки; мы доложили Леонову о готовности, и он назначил старт через пять часов. Вопрос «лететь или не лететь? На повестке дня не стоит — если мы не сможем притащить этот чёртов контейнер, то очень скоро людям на 'Лагранже» придётся запереться в изолированных помещениях, надеясь на системы регенерации воздуха. Но даже и в этом случае протянуть на остатках воды и кислорода удастся не больше восьми-девяти дней…
Часть отпущенных на предполётный отдых пяти часов я потратил на то, чтобы сделать эту запись в своём электронном дневнике. Хочется верить, что смогу вернуться, чтобы и дальше его вести. Ну а если не получится — что ж, тогда, дневник прочтут мои друзья, те, кто прямо сейчас летит сюда с Земли.
В том, что они долетят, я нисколько не сомневаюсь, и какая бы судьба не ожидала меня самого. Вероятность счастливого исхода нашего безумного рейда по самым оптимистическим прикидкам составляет процентов десять — и остаётся только пожалеть, что я не увижу, как вытянутся физиономии тех, кто доберётся до моих ранних записей…'
Я успел закупориться в коконе «омара» и даже сдвинул на лицо забрало шлема своего «Скворца» — а потому не слышал Леонова, говорившего по внутрикорабельной трансляции, и среагировал, только когда Дима (облачившийся уже в «Кондор») похлопал перчаткой по бронированному стеклу колпака. Из-за этого я пропустил не меньше двух третей объявления — но и оставшейся трети хватило, чтобы понять, кто произошло.
А ведь произошло, и ещё как! За семь с половиной минут до объявленного старта нашей «экспедиции», аппаратура Гарнье засекла на периферии системы Сатурна всплеск тахионного поля. Крайне слабый, на пределе чувствительности — и всё же «обруч», скрытый в толще ледяного панциря отреагировал на него скачком активности своего «зеркала», что зафиксировали установленные в колодце датчики. Выброса на этот раз не случилось, но не это сейчас интересовало наблюдателей — обнаруженный всплеск не мог быть ничем иным, кроме как другим «тахионным зеркалом», возникшим в момент выхода из прыжка корабля. А именно — «Зари», с которой были связаны все наши надежды на спасение!
Естественно, старт был отменён. Мы набились в диспетчерскую, как сельди в бочку (те, кому не хватило места, толпились в коридоре и вытягивали шеи в попытках заглянуть в отсек через плечи соседей) и с замиранием сердец вслушивались в переговоры диспетчера, которые тот вёл с планетолётом.
Канадец Арно оказался прав: мощности нашего передатчика оказалось вполне достаточно, чтобы связаться с гостями — благо, в энергии, спасибо реактору «Теслы», мы недостатка не испытывали. Аппаратура позволяла только определить пеленг на «Зарю», а о разделяющем корабль и станцию расстоянии мы могли судить только по времени прохождения сигнала. Оно составило чуть больше семи секунд, что давало около двух миллионов километров, где-то между орбитами Титана и Япета.