Врата Валгаллы
Шрифт:
– Трое твоих напали на одного моего. Сам их накажешь. Так, чтобы я... нет, так, чтобы он остался удовлетворен?
– А я тебе должен за этого плюгавого педика?
Наверное, это длилось всего мгновение: кровавой яростью заволокло глаза. Эстергази даже испугался: не оно ли, не та ли самая роковая вспышка давления, о которой его предупреждали упорно и долго и каковым предупреждением он так неосмотрительно пренебрегал? Но и испуг был ненастоящий, того же рода, как в бою, когда веселое бешенство заставляло забывать обо всем. Там это было противостояние мастерства и техники, и чужой пилот точно так же был осведомлен о ставках в этой игре. Расстреливая чужой истребитель, он никогда не добивал катапультировавшегося пилота, поскольку это противно чести.
– Гросс, ты, надеюсь, понимаешь, что на этот раз...
Нет, не то. Ехидный прищур Гроссовых глаз, в которых если и есть тревога, то очень уж глубоко запрятана.
– Если ты отказываешься решать вопрос со своими людьми, я буду решать его с тобой.
– Даже так?
– Так. Вплоть до дуэли.
Гросс присвистнул.
– Вылетишь, – констатировал он. – И с комэсков, и со службы вообще. Хотя с твоей кредитной карточкой можно себе позволить.
– А с твоей – нет.
Победителем здесь будет не тот, кто приложит больше силы в нужную точку, а тот, кто удержит нерв.
– Да ладно, – сказал Ланге, которого в числе нападавших не было. – Шельмам гонору давно бы поурезать. На боевые операции ходим поди. И у нас поди-ка перекрестье прицела имеется. Можем ведь и не оказаться рядом... когда очень понадобимся.
Гросс цыкнул и зашипел, но поздно. Есть грань, которую научаешься не переходить, но для этого требуется житейский опыт и хотя бы минимум ума. Как ни странно, глупая ненависть Ланге столкнула камень с души Эстергази.
– Я этих слов не слышал, – сказал он. – Твой пилот их не говорил. Иначе возникнут сложности, которые действительно не нужны ни тебе, ни мне. Само собой, если вас не будет в нужном месте в нужное время... что это такое – ты сам понимаешь. Вопрос уже не дисциплины. – Он обнаружил, что улыбается, стоя так высоко, что Гроссу не допрыгнуть вровень даже на батуте. – Это называется другим словом.
– Хорошо. – Гросс сделал чрезвычайно важный шаг назад, подчеркнув тем самым уступку, но по-прежнему глядя Эстергази в глаза. – Я их накажу, всех... четверых. За идиотизм! Надеюсь, будешь доволен.
– Не буду, – сказал Эстергази.
Еще секунду они мерились харизмой, потом Шельмы, повинуясь жесту Лидера, слезли со спин поверженных врагов, те поднялись, в комбинезонах, сплошь пропитанных водой, и, ни на кого не глядя, вышли первыми. Ни один из Шельм не тронулся с места, пока все остальные Кинжалы следом за своим комэском не покинули поле боя.
– Свободны, – сказал Рубен уже своим нормальным голосом.
Из всех побед эта была самая тяжелая.
Не торопясь и проходя в двери по одному, пилоты потянулись обратно.
– Вале!
Иоханнес вздрогнул, обернулся, взглянул – как обжег. Рубен даже вздрогнул непроизвольно.
– Я говорил по одному не ходить?
– Так точно, командир. Съер.
– Индивидуалист?
– Вроде того.
– Я тоже, – неожиданно признался Рубен. – Как по мне, подходящее качество для аса.
Если прикрыть глаза, меру наполнения пространства чувствуешь, слыша хождения и стуки, и негромкие голоса, какими приветствуют друг друга давно знакомые люди, кому уже не столь важно соблюдение субординации. Тремонт сел рядом с Крауном, и кадровик не стал поднимать век, потому что и сам знал: лицо старого друга было от усталости серым, а взгляд – беспокойным. И это попятно: из всех, кто тут сегодня собрался, на пего пришелся главный удар. Вот только сейчас ему выпало «накачивать героизмом» сто семьдесят смертельно уставших, плохо
Размеренные тяжелые шаги Эреншельда. Торопливая трусца сопровождающих его адъютантов. Характерная, обманчиво-ленивая поступь командира десантной эскадры. Главный инженер. Главврач. Легкая щегольская ниточка Клайва Эйнара. Звуки. Эхо. Авианосец – не что иное, как огромная пласталевая коробка, в которой резонирует все на свете. Включая боль, отчаяние и смертный страх.
Это заседание проводилось малым кругом, в персональном кабинете вице-адмирала. Конференц-зал для собиравшейся компании был бы слишком велик. Адъютант включил мониторы на стенах, чтобы командиры приданных «Фреки» крейсеров могли участвовать в совещании виртуально.
– Приветствую вас, господа, – сказал Эреншельд, садясь во главе стола. – Поговорим о сложившейся ситуации. Я располагаю персональными докладами всех начальников служб. Следует, я думаю, провести перекрестное ознакомление. Капитан Краун, начнем с вас.
Ланселот Краун щелкнул клавишей считывателя, отправляя на аналогичные устройства присутствующих материал своего отчета.
– Еще перед началом боевых действий аналитические расчеты предполагали, что в случае продолжительного массированного наступления нашим узким местом становится ограниченность людских ресурсов. Наши потери на сегодняшний день составляют, – он перевел взгляд на равномерно струящиеся на мониторе строки, – тридцать процентов личного состава. Его наиболее квалифицированной части. Пилотов, – у него странно онемели губы. Далеко не каждый, с кем сталкивала его служба, способен был спровоцировать его на проявление эмпатии. Краун считал себя уравновешенным человеком. Тем не менее, сейчас он отчетливо ощущал и служебную панику Тремонта, и его вполне человеческую боль.
– Анализ записей с фотопулеметов позволяет утверждать, что противник несет более тяжелые потери: как в технике, так и в личном составе. То, что они могут позволить себе интенсивную атаку такой продолжительности, какую мы имели возможность наблюдать, и такой численности, заставляет предполагать, что противоборство на нынешнем этапе сводится к одной схеме. А именно: кто первым ляжет под грузом потерь. Мне кажется... я убежден, – поправился он, бегло глянув ниже, – капитан Тремонт лучше доложит о состоянии дел во вверенном ему подразделении.
Тремонт дернул углом рта. Он готовился, но, тем не менее, как всегда, оказался не готов.
– В целом, несмотря на многочисленные трудности, авиачасть пока справляется со своими задачами. Проблем с материалами, благодаря поддержке базы, нет. Состояние техники хорошее, претензий к инженерным службам нет, боеприпасов достаточно. Состояние личного состава... близко к критическому. Нагрузка на пилотов – предельная.
– Расшифруйте подробнее.
– Тридцать процентов, – повторил он. – Это чертовски много, прошу прощения, вице-адмирал, съер... Пилоты совершают по шесть боевых вылетов в сутки. Парни практически не вылезают из кокпитов. И примите во внимание, по мере того, как их становится меньше, возрастает кубатура патрулирования, а как следствие – нагрузка на нилота. Чтобы ослабить нагрузку на истребителей, патрулирование относительно безопасных секторов ведут штурмовые авиакрылья, пересаженные на истребители. Попытки чередовать очередность патрульных вылетов ни к чему не привели. Потому что при каждой атаке приходится вводить в бой все резервы. Только вчера, – он непроизвольно вздохнул, – я опять объединил две эскадрильи.