Вратарь Республики
Шрифт:
— И шумный же ты человек! — сказал Карасик, обнимая Антона. — Не успел явиться, уже нагрешил.
Антона тормошили, с него стаскивали тулупчик.
— Молодец, приехал! — хлопнул его по плечу Баграш.
Антон вынул из заднего кармана брюк бумажник, покопался в нем и вытащил аккуратно сложенный документ. Этот документ дал ему горсовет физкультуры, отпуская в Москву.
Баграш взял документ и прочитал его вслух:
— «Дано сие вратарю сборной города Кандидову Антону Михайловичу в том, что за истекший сезон он не пропустил ни одного мяча в ворота и за проявленную инициативу, способствующую спасению города во время паводка, награжден грамотой и почетным знаком спасения на водах…»
— Здорово! — сказал Баграш. — Спасение на водах целого города.
— Теперь держитесь! Первенство Москвы наше! — закричал Фома.
— Опять? — иронически спросил Бухвостов.
Но Антон сдернул с себя пиджак и засучил рукава:
— Принимаю! Усохнуть мне на этом месте — ни одного мяча сроду не пропущу!
Он отбежал в конец зала и стал там, где когда-то были церковные царские врата. Мяча под рукой не было. Оглянувшись, Бухвостов схватил со стола большой глобус, снял с ножки и бросил в Антона. Ловким приемом вратаря Антон поймал над головой желто-голубой глянцевитый шар.
— Стой, замри! — сказал Карасик.
Антон стоял в царских вратах. Не целиком закрашенные угодники плавали за его плечами на взбитых облаках. Рослый и плечистый, он держал над головой модель планеты.
— Геркулес с глобусом! — сказал торжественно Карасик и подмигнул Антону. — Геркулес с глобусом… Вот такой стоял перед театром Шекспира [22] .
— Комсомольцы! — вмешалась мама Фрума. — Комсомольцы, рабфаковцы, допризывники, что вы делаете? Человек с дороги, человек устал, а они его уже футболят, они его уже мучат… Не обращайте на них внимания — они просто сумасшедшие. Идемте, я вам дам умыться, закусите с дороги. Вы любите яичницу?
22
На родине Шекспира, в английском городе Стратфорде.
— Обожаю! — сказал Антон, послушно следуя за маленькой старушкой.
— Омлет или глазунью?
— Глазунью.
— Ах, какая досада! А я сделала омлет!
— Глубоко обожаю омлет, — сказал Антон.
Тут он увидел Настю. Настя стояла в сторонке и с радушным любопытством смотрела на него.
— Извиняюсь, — сказал Антон, — кажется, я не поздоровался… Такая петрушка! Извините, не заметил, здравствуйте.
— Ничего, — сказала Настя. — Ничего, я маленькая, трудно сразу заметить.
— Ничего подобного, совсем наоборот даже… — забормотал Антон. — Это просто с моей стороны даже непростительно…
— Омлет стынет! — закричала мама Фрума.
До ночи обо всем договорились. Баграш устраивал Антона в свою бригаду, сперва чернорабочим. Одновременно Антон поступал на учебу в заводской комбинат. Поселили его в одной комнате с Карасиком.
— Ну, мама, — сказал Баграш, — готовьте большой силос! Будем принимать.
И, когда на столе появилась миска с «большим силосом», то есть с винегретом, и руки всех сошлись на половнике, Антон возложил поверх всех рук свою мощную длань.
— Теперь повторяй за нами, — сказал Баграш.
Старательно окая, Антон повторял:
— Сим черпаю и вкушаю, сим клянусь, равный среди равных, на водах и на зеленом поле битвы славить надежной доблестью коммунара и верной советской службой свой очаг, и дом, и веселое товарищество наше. И если нарушу я словом, делом или тайной мыслью закон дружбы и труда, то не будет мне места за этим столом изобилия, и да минует меня круговая чаша!
— Ура! — рявкнули гидраэровцы и, рассаживаясь, запели свою песенку, давно уже сочиненную сообща для подобных случаев:
Сегодня старт! И смотрит с картКривая даль похода.Нас ждут и доблесть, и азарт,И свежая погода.Баграш, величественно орудуя половником, накладывал на тарелки винегрет. Ребята пели, раскачиваясь на стульях:
Лети, вода, греми, вода,Налево и направо!А ну, рваните, форварда!Нас ждет любовь и слава.Антон смотрел на поющих, то широко улыбаясь, то вдруг очень серьезно, не зная, как полагается держаться в таких случаях. Он был и сконфужен и польщен, Баграш дирижировал половником.
В походе мча и у мяча —Одной полны мы страсти…Но ждет нас финиша причал,И там мы скажем: «Здрассте»…В двенадцать часов все разошлись.
Фома Русёлкин и Бухвостов жили в одной комнате. Как всегда, перед сном они искали тему для спора. Сегодня эта тема легко нашлась.
— Ну и малый этот Антон… — начал Фома.
— По виду ничего еще нельзя сказать, — тотчас возразил Бухвостов.
— Нет, это сразу видно.
— Поглядим, тогда будет видно.
— В тебе чутья нет, Коля.
— Во мне чутья нет?.. Поздравляю!
Спор был на мази.
Баграш уже собирался спать и сидел без кителя. Он читал принесенную ему из библиотеки Карасиком книгу. Вдруг к нему постучалась Настя.
Баграш накинул китель. Настя вошла и села.
— Ну, что скажешь, Настюшка?
— Ничего, так просто, поболтать зашла.
Баграш внимательно посмотрел на нее. Он видел, что Насте хочется о чем-то потолковать с ним.
— Ну, а конкретно? — спросил он.
— Да так, вот насчет новой машины. Мне кажется, мы слишком высоко редан закатили.
— Слушай, Настюшка, не виляй! — сказал Баграш. — Редан тут ни при чем. Ты что, о Кандидове хочешь мне сказать?
Настя вдруг покраснела.
— Ну, ну, — сказал Баграш, подбадривая.
— Ты знаешь, Баграш, — заговорила Настя, — о нем я тоже хотела сказать. Странное какое-то впечатление. Видно, что очень наш, но какой-то необыкновенный, я, по крайней мере, таких еще не видала. Я сама не знаю…
Баграш лукаво посмотрел на Настю.