Враждебные звезды
Шрифт:
— Вы можете остаться на ночь? У меня на чердаке есть несколько лишних кроватей — еще с того времени, когда ко мне на огонек заворачивали парни из рыбаков, чтобы переночевать. Они больше не приходят, сейчас это и ни к чему, но кровати так и остались.
Макларен обменялся взглядом с Тамарой.
— Вы оказали бы нам честь, — ответил Макларен. Шаркая ногами, Магнус Райерсон подошел к каминной
— За ваше здоровье. — Райерсон сел в стоявшее у огня потертое кресло. Он коснулся руками книги в кожаном переплете, которая лежала на подлокотнике.
Некоторое время все молчали, словно прислушиваясь к глухому рокоту волн внизу на прибрежной полосе.
Макларен первым нарушил молчание:
— Я… мы, я хочу сказать… мы приехали, чтобы… выразить свое соболезнование. Если что, я мог бы рассказать вам… Я был там, вы знаете.
— Да. Вы очень добры. — Райерсон нащупал в кармане трубку. — Насколько я понял, он хорошо себя вел.
— Да. Конечно.
— Вот это самое главное. Попозже я обдумаю свои вопросы, если вы дадите мне время. Но этот, что я задал вам, имел для меня принципиальное значение.
Макларен обвел взглядом комнату. В колеблющихся тенях он разглядел справочники штурмана на полках, камни, шкуры и божков, привезенных из странствий по ту сторону неба. А еще он увидел двойную звезду Сириуса — словно два пылающих близнеца, две преисподние на фоне бездонной черноты; вместе с тем они были прекрасны.
— Ваш сын не изменил вашим традициям, — осторожно заметил он.
— Надеюсь, лучшим, — сказал старик. — Жизнь не имела бы смысла, если бы нашим мальчикам не давался шанс стать лучше своих отцов.
Тамара встала.
— Но вы говорите о том, чего нет! — неожиданно закричала она. — Нет никакого смысла! А есть только смерть, смерть и смерть — ради чего? Чтобы мы имели возможность ходить еще по одной планете или узнать еще что-то новенькое? Что нам это дало? Что мы сделали по-настоящему? И зачем? Во имя вашего Господа, что мы такого натворили однажды, что Он сейчас посылает туда наших мужчин?
Она сцепила пальцы. В наступившей тишине было слышно ее прерывистое дыхание.
— Извините меня, — проговорила она наконец и снова села. Ее пальцы непроизвольно подергивались, пока Макларен не взял их в свои руки.
Магнус Райерсон поднял голову. На них смотрели его помолодевшие глаза. Он немного подождал, пока не затихнет ворчание прибоя на старых стенах его дома. А потом он ответил ей:
— «Ведь это гордость наша и судьба».
— Что? — Она вздрогнула. — О, это по-английски. Теранги, он хочет сказать… — Она произнесла это на интерлингве.
Макларен не шевелился.
Райерсон открыл свою книгу.
— Люди сейчас совсем забыли Киплинга, — сказал он. — Но однажды они вспомнят. Потому что ни один народ не живет долго, если ему нечего предложить своему молодому поколению, кроме достатка и чувства уверенности в будущем. Тамара, девочка, пусть твой сын послушает это однажды. Это и его песня, ведь он — человек.
Слова были незнакомы Макларену, но он слушал и какими-то таинственными, непостижимыми путями их смысл раскрывался перед ним.
Уже тысячу лет нам покоя нет —Море жадное нас зовет;Мы нашему мерю в дань отдаемВсех лучших своих сынов.И в зыбучей волне, и на вязком днеРвут акулы свой страшный корм.Господь, если кровь их — плата за риск,То мы уплатили долг.Когда Райерсон закончил, Макларен встал и, сложив вместе ладони, поклонился.
— Сэнсей, — сказал он, — дайте мне свое благословение.
— Что? — Старик откинулся на спинку кресла, и лицо его ушло в тень. Теперь он снова казался совсем старым. Его слабый голос был едва слышен в шуме волн осеннего моря. — Тебе не за что благодарить меня, парень.
— Нет, я многим обязан вам, — ответил Макларен. — Вы подсказали мне, почему люди уходят — сначала в море, а теперь в космос — и что их устремления не напрасны. Потому что они — люди.