Враждебные звезды
Шрифт:
— Полагаю, мы научились воспринимать жизнь серьезнее, — задумчиво произнес Райерсон. — Мы оба.
Измельчитель отправил в приемное устройство последнюю порцию пыли. Газификатор находился внутри корабля; к тому же через тепловую защиту скафандров начал просачиваться холод. Райерсон встал. На его ноги легла густая тень.
— Не очень-то это, конечно, поможет нам, — сказал он вдруг надтреснутым голосом, — если мы умрем здесь с голоду.
Макларен встал рядом с ним. В свете прожекторов их лица рельефно выделялись на фоне сплошной стены мрака. Макларен посмотрел в глаза Райерсону. Стоя неподвижно под равнодушными созвездиями, они какое-то мгновение боролись взглядами, пока на лбу у Райерсона не выступили капли пота.
— Ты понимаешь, — проговорил Макларен, — что на самом деле мы можем протянуть с едой намного дольше. По приблизительным подсчетам, думаю, еще два месяца.
— Нет, — прошептал Райерсон. — Нет, я ни за что не смогу.
— Сможешь, — сказал ему Макларен.
Он постоял еще с минуту, чтобы утвердиться в своей победе, которую он в качестве дара предназначил Тамаре. Затем он круто развернулся и зашагал к машине.
— Пойдем, — сказал он, — поработаем.
Глава 16
Макларен проснулся сам, без будильника. Сначала он никак не мог понять, где находится. Он только что был на каком-то холме, поросшем деревьями; а внизу, весело сверкая на солнце, журчал ручей. С ним кто-то был, но имени и лица той женщины он не запомнил. Зато губы все еще хранили томительное тепло.
Прищурясь, он посмотрел наверх и увидел стол, прикрепленный к потолку. Сам он лежал на матрасе…
Ну конечно. «Южный Крест» — горькая, отрезвляющая правда. Но почему он так рано проснулся? Сон был для него и Дэйва последним прибежищем. Все дни напролет они несли вахту у пульта управления контуром, возвращались в свою перевернутую вверх дном спальню и питались сном. Жизнь свелась к отправлению лишь этих функций.
Макларен зевнул и перевернулся на бок. Его внимание привлек будильник. Дурацкая штука остановилась, что ли? Он понаблюдал некоторое время за секундной стрелкой и пришел к выводу, что она, безусловно, движется. Но тогда он проспал — о зубастые боги морей — целых тринадцать часов!
Он сел, тяжело дыша, и в глазах у него потемнело. От головы, казалось, отхлынула вся кровь. Вцепившись в простыни, он ждал, пока приступ слабости не оставит его. Сколько же времени прошло с тех пор, как его ткани стали поедать самих себя из-за отсутствия всякого другого питания? Он уже давно потерял счет часам. Но выпирающие из него ребра и суставы говорили сами за себя; иногда он даже слышал, как они гремят при ходьбе. Может, так продолжается уже месяц? По крайней мере, все это время он не выходил из корабля и мало двигался. Только благодаря этому он все еще жив.
Медленно, словно тяжелобольной, он поднялся на ноги. Если Дэйв не позвал его, значит, он потерял сознание или умер, или голод подействовал на его рассудок. Обуреваемый «легионом безумных фантазий…», Макларен еле волочил ноги, направляясь к шахте. Нуль-камеры находились ближе к корме, сразу за гироскопами. При ускорении они должны были бы, по идее, находиться «внизу» — по отношению к обсервационному отсеку, но сейчас получилось так, что они находились наверху, над отсеком. К счастью, корабль был сконструирован с учетом того, что большую часть времени они проведут в условиях невесомости. Макларен ухватился за перекладину обеими руками. «А ведь мне, пожалуй, сейчас под силу парить в невесомости», — подумал Макларен, борясь с головокружением. Он встал одной ногой на следующую перекладину, с помощью этой ноги и обеих рук подтянул вторую ногу и встал на перекладину уже обеими ногами. А теперь все сначала; еще раз; один раз за папу, один раз за маму, один раз за няню, один раз за кота и так далее — до победного «вот и мы» с дрожью крайнего изнеможения.
Райерсон сидел за пультом управления рядом с нуль-камерами — приемной и передающей. Рабочее кресло с закрепленной на нем лестницей пришлось в свое время приварить к стене, ну и, конечно, освоить работу на перевернутом вверх ногами пульте. К нему обратилось бледное, бородатое и осунувшееся лицо, но голос показался Макларену почти бодрым:
— А, проснулся.
— Будильник не сработал, — задыхаясь, проговорил Макларен. — Почему ты не разбудил меня?
— Потому что я, прежде всего, выключил звонок.
— Что? — Макларен сел на то, что раньше было потолком, и уставился на Райерсона.
— Тебе сейчас нужно больше отдыхать, иначе окончательно свалишься, — сказал Райерсон. — Ты выглядишь намного хуже меня, и причем уже давно — несколько недель, наверное. То есть даже задолго до того, как… кончилась еда. А чтобы сидеть тут и крутить ручки, вовсе не обязательно делать передышки каждые восемь часов. Мне это нетрудно.
— Что ж, может быть. — Макларен слишком устал, чтобы спорить.
— Ну и как, получается? — спросил он после недолгого молчания.
— Пока нет. Я сейчас пробую новую последовательность. Не волнуйся, скоро мы обязательно добьемся резонанса.
Макларен задумался, размышляя о проблеме настройки. Так же, как его ослабевшие пальцы уже не могли удерживать предметы, его ум в последнее время потерял способность удерживать что-либо в голове. Он мучительно и тяжело восстанавливал в памяти все, связанное с теорией и практикой нуль-переброски материи по гравитационному лучу. Его рассуждения логически основывались на том, что сам факт нуль-переброски вообще возможен. Сигналы, как правило, передаются кодированными импульсами различной продолжительности и с переменной амплитудой. Существуют разные хитроумные способы, чтобы хоть немного увеличить объем пропускаемой информации в одну миллисекунду, меняя количество импульсов при заданном верхнем пределе продолжительности каждого импульса. Все эти процессы происходят так быстро, что без всякого преувеличения инженеры могут даже разговаривать на языке волновых импульсов. Каждый приемопередатчик опознается по особой «несущей» волне. Изменение частоты ее колебаний и является самым что ни на есть сигналом нуль-транспортировки материи. Все это происходит при условии, что установлен контакт. То есть если передающее устройство нуль-передатчика излучает несущую волну работающего приемного устройства — эффект «резонанса» или «отголоска», в прах разбивающий закон обратной пропорциональности. Это как бы развитие великой истины Эйнштейна: космос есть не что иное, как протекающие на данный момент процессы в каждой из его материальных частей.
Сам нуль-передатчик при сканировании производит сигналы, по которым и воссоздается пересылаемый объект. Но сначала нуль-передатчик необходимо настроить на нужную принимающую станцию. Корабль с ручным управлением может вызвать по кодовому сигналу несущей волны любой действующий приемопередатчик, но, естественно, на языке стандартного проверенного контура, изначально встроенного в корабль. Таким образом, как утверждает справочник, чтобы достичь Солнца, следует соединить две несущие волны — самого Солнца и звезды Рашида. В данном случае эта звезда является исходной ретрансляционной станцией. Ваш сигнал будет автоматически перебрасываться по нуль-передатчикам через несколько миров, пока не достигнет земной Луны. Сюда соответствующие напряжения, частоты колебаний и т. д. доходят в виде развертки. Их следует сложить и применить равнодействующую.
Самодельный контур Райерсона не был стандартным. С помощью электроники он мог вложить в контур какую-либо известную несущую волну, а их система наведения гравитационного луча наверняка выдаст совершенно неизвестную — например, сигнал вызова некой станции, постройка которой не начнется даже в ближайшее тысячелетие. У Райерсона не было приборов, чтобы замерить зависимость, так что он не мог даже просчитать поправки к соответствующим установкам контура на сигнал. Настройка была произведена вслепую, методом проб и ошибок, и обладала поистине неисчерпаемой многовариантностью выбора. Сделанные наспех расчеты позволили исключить лишь некоторые из возможных вариантов.