Вредность не порок

Ильина Лариса Анатольевна

Я помедлила с ответом. Его слова, а особенно тон меня здорово покоробили, однако я не была уверена, что правильно поняла, поэтому уточнила;

– Это ты о чем?

Он рассмеялся, легко и задорно, глядя на это, я неуверенно улыбнулась, а Ефим наклонился и быстро меня поцеловал:

– Все в порядке, малышка! Ты у меня умница!

Удовлетворившись тем, что попала в разряд умниц, я направилась умываться. Наткнувшись на грязные вещи Ефима, принялась заталкивать их в стиральную машину, но тут он появился

на пороге и поинтересовался:

– У кого из соседей есть стиральная машина?

Прикинув, я качнула головой:

– Ни у кого…

– Значит, все поймут, что это ты стираешь?

Поняв намек, я задумалась. Это что же, руками стирать? Джинсы? Ужас какой… Я сурово сощурилась и объявила:

– Я руками не могу…

Джентльмен искренне озадачился:

– Почему?

– Когда мы на твоем «Мерседесе» летели, я так сильно руку ударила, болит, прямо терпенья нет… – не моргнув глазом, соврала я. И чтобы до него лучше дошло, намекнула:

– Вообще-то мне есть во что переодеться…

Пришлось Ефиму, образно говоря, засучить рукава и вплотную заняться своей одеждой. Нежно прижимая к себе «больную» руку, я вертелась рядом и давала ценные указания. Под моим чутким руководством с задачей Ефим справился прекрасно.

Следующие два часа я провалялась на кровати, изредка заглядывая в раскрытую книгу и маясь от скуки. Ефим все это время усердно орал в рацию, ну не орал, конечно, а, сдвинув брови, сурово вопрошал:

– Бешеный, прием… Бешеный, ты меня слышишь?

Ответь…

Однако Бешеный словно оглох. Наконец я начала психовать, сверля Ефима нервным взглядом.

– А если он уже давно уехал? Или рацию потерял? Чего мы дожидаемся? Нельзя же месяц сидеть на одном месте и разговаривать с рацией! Поговорил бы лучше со мной, может, толку больше было бы…

Такая постановка вопроса Ефима заинтересовала:

– Что ты предлагаешь?

– Я же говорила, у меня есть деньги…

Он глубоко вздохнул:

– Боюсь, ты просто недопонимаешь ситуацию… Мы не можем просто так разгуливать по городу. Нас ищут.

Вернее, меня. Или встреча с двумя мужиками, которые приложили твою подружку об забор, тебя не впечатлила?

Ты не задумывалась о том, как они вас нашли? А тот, кого зарезали на крыльце у Иры? По моему разумению, твоя подружка все прочувствовала в полной мере. Иначе не слиняла бы в один момент. Думаю, Юрка ей объяснил, что к чему.

– Не понимаю, – нахмурилась я, – Ирке-то что грозило? Чего ей бояться?

– Как чего? – Ефим искренне изумился. – На крыльце ее дома труп, и ты сама говорила, в каком виде…

Или тебе этого недостаточно?

Я закинула книжку за спину и села, поджав ноги. Такое объяснение мне не нравилось, но, как ни крути, это первое, что пришло в голову следователю, участковому, мне и даже Надьке. Ей, правда, мерещилась ревность,

а выходит, может быть, кое-что покруче. Возможно, этот Простырь пришел за камнями… Или, вероятнее, за Юрой. Или хотел у него что-то узнать… О камнях? Или о том, у кого они? А они у Ефима… И Юра Простыря.., за друга… А почему он его зарезал? Ирка видела у него пистолет. Не хотел шуметь… Ерунда, пистолет был с глушителем, в этом можно быть уверенной, Ирка разбирается не только в импрессионистах. Так, что тогда остается?

Что Ирка или живой свидетель, или мертвый… Мертвого не нашлось, выходит, она действительно сбежала с Юрой. Господи, как все перевернулось с ног на голову…

– Ты чего мечешься? – окликнул меня Ефим. – Вспомнила что-то?

– Да нет… Просто думаю… Пытаюсь представить…

А у друга твоего пистолет был?

– Пистолет? У какого?

– У Юры…

– Да откуда у него пистолет? – дернул Ефим плечами. – Что за глупости… Что он, бандит какой-нибудь?

Звучало это несколько фальшиво, особенно последняя фраза. Суть от того, кто как называется, не меняется.

Бандит, бизнесмен, спортсмен… А пистолетик-то был, ты хоть крути глазками, хоть нет.

– Откуда, сказать не могу. Но Ирка сама видела…

С глушителем. У нее отец был военным…

Тут Ефим вдруг хлопнул себя по колену и сквозь зубы процедил:

– Черт.., – потом кулак стиснул и снова:

– Черт, черт…

Похоже, мое сообщение здорово его озадачило, поразмышляв какое-то время, Ефим спросил:

– А когда она видела?

Я кратенько изложила версию того, как однажды подружка случайно заглянула на соседский участок.

Ефим молча выслушал, поднялся и ушел на кухню.

Я направилась следом, взяла чайник, поставила на плиту. Спросила:

– Есть хочешь?

– Нет…

– И я не хочу… Слушай, уже вечер, скоро банк закроется, не успеем деньги снять… Я же вижу, как ты нервничаешь… Брось эти дурацкие замашки, я не собираюсь тебя содержать, в Москве отдашь…

Он посопел-посопел сердито, потом по столу стукнул:

– А в чем мне на улицу выйти? В твоем халате? Все мокрое!

– А зачем тебе идти? Сам говоришь, тебя ищут. А я кому нужна? Одна я и быстрее сбегаю, Сбербанк недалеко, через две улицы. Одна нога здесь…

– Ладно, ладно, не тарахти… Вдруг с тобой что случится? А мне здесь сиди переживай?

– Так ты о ком беспокоишься? Обо мне или о своих переживаниях?

Пристыдив его таким образом, я поняла, что своего добилась. Торопливо сунувшись в ящик стола, взяла сберкнижку, выгребла из угла мелочь – на всякий случай, вдруг автобус подвернется, все быстрее получится.

Махнув рукой, я пропела:

– Я пошла! Никому не открывай!

Он досадливо хмыкнул и буркнул:

– Погоди, не вылетай… Дай я сначала посмотрю.