«Времена были нескучные!..» 1 том
Шрифт:
– Извините, господин, извините ради Бога! Но всем известно, что именно Ваши апартаменты называются «Корфова задница».
– Вон отсюда, идиот! Вон! Нет здесь никакой Ольги, и не было! Я тебе дам «задница»! Ты у меня получишь «задницу»!
Служащий всё ещё бубнил что-то себе под нос, а Парамон уже пятился к выходу и, кланяясь, твердил:
– Как же? Где же я теперь её найду? Что же делать? Бедный господин!
Оказавшись на улице, Парамон глубоко вздохнул, распрямил плечи, оглянулся по сторонам и уверенно зашагал вперёд. План созрел в голове давно, но надо было торопиться: время шло, а результата не было. Скорым шагом подпоручик оставил позади пару улиц и оказался
– Тимоха, – вдруг сказал почтовой.
– Парамон! Очень приятно!
– Не, он Тимоха, а я Кузьма.
– Здравствуйте, Кузьма. Я к Вам по делу.
– Чем могу?
Парамон решил действовать напрямую: «Этому врать бесполезно, но от вознаграждения он не откажется». Рыжие, как смог заметить Синица, как правило, хитрые и небескорыстные, но это даже хорошо: не надо придумывать слезливых историй. Деньги же у Парамона были в достатке.
– Вы, я вижу, человек серьёзный и своё дело знаете.
– Да уж, не впервой, год здесь служу. Начальство хвалит.
– Ну, тогда именно Вы мне и сможете помочь.
– Не знаю, смогу ли. А что случилось?
– Женщина приехала в Дерпт несколько дней назад из Петербурга. Зовут Ольга Алексеева. Мой хозяин очень расстроен. Они поругались, она ушла.
– Погодите-погодите. Очень знакомое имя. А ну-ка, минуточку.
Кузьма схватил стопку писем и быстро начал их просматривать.
– Вот оно, вот. Да, есть адрес, пришло из Петербурга вчера ещё.
– Ну, говорите скорее.
– Парамон, а ты ничего не зыбыл? – хитро прищурил глаза почтовой.
– Ах, да…
На стол перекочевало несколько купюр.
– Не понимаю я этих влюблённых, – неожиданно произнёс Кузьма, когда Парамон протянул руку за конвертом, – сколько проблем из-за этой любви: поругались, помирились, столько денег потратили, а всё зачем?
Парамон так и застыл с протянутой рукой.
– Зачем? – продолжал мужчина. – Вот твой хозяин зачем её ищет, Ольгу эту?
– Ну, как зачем? Он же любит её. Они поссорились, он чувствует себя виноватым.
– Вот видишь, еще и виноватым себя чувствует. Любит?! Ерунда всё это. Нету её, любви этой.
Подпоручик понял, что скоро ему не уйти, почтовой явно хотел поговорить. Эта тема его сильно угнетала, и пока не выговорится, письмо не отдаст. «Ну, что ж, будем разговаривать, может, получится уболтать его побыстрее».
– Кузьма, ты не прав, – незаметно перейдя на «ты», продолжил Парамон, – миллионы людей тясячи лет любят, страдают ради любви, совершают подвиги во имя любви, даже умирают из-за неё. Сколько стихов написано, сколько песен спето. Любовь движет миром.
«Ничего себе я загнул?» – подумал Парамон.
– Это всё высокие слова, – откликнулся почтовой. – Любовь – это миф. Нету её. Люди сами себе эту сказку придумали.
– Придумали? Зачем?
– Как зачем? Так жить легче. Любую глупость можно оправдать, любую бредовую идею.
– Легче? А безответная любовь – это легко? Любовь, ради которой идут на эшафот – это легко?
– Если идут, значит так надо. Значит, в этом выход душе. Какая разница, ради чего идти на эшафот. Не ради любви, так найдут замену. Дуэлянты ведь тоже сражаются не ради идеи, как таковой, а ради эмоций, ради того чувства, с которым это связано.
– Нет, Кузьма, я с тобой не соглашусь. Любовь ведь разная бывает, не только между мужчиной и женщиной. Есть любовь к ребёнку, к матери, к Родине, в конце концов. Мать не пойдет просто так на смерть ради эмоций. Наоборот, она будет хранить себя ради ребёнка. Но если ради чада надо пожертвовать собой, любящая мать сделает это, не задумываясь.
Парамон взглянул на Кузьму и проглотил слова, которые хотел сказать дальше. Мужчина сидел неподвижно, и прозрачный ручеёк быстро стекал по его щеке. Подпоручик, человек военный, видел много мужских слёз, но это часто были слёзы боли или потери. Что-то творилось в душе у почтового.
– Послушай, Кузьма, а ты любил когда-нибудь?
– Я? Любил?! Что ты знаешь об этом?! Я… Я любил!
Кузьма заговорил быстрее. Слёзы теперь просто хлынули из глаз.
– Да, я любил, я очень любил. Я боготворил её, – он бормотал глухо и невнятно, Парамон скорее разбирал по губам, чем слышал, – я не мог без неё жить. Я думал, умру, если её не будет. И я умер. Всё – меня нет.
Кузьма продолжал бормотать и, утираясь кулаком, глотать слёзы. Парамон решительно зашёл за конторку, зачерпнул в бадье воды и поднёс ковш Кузьме. Мужчина, всхлипывая, начал жадно пить, обливаясь холодной водой. Видимо, это его освежило. Он пришёл в себя, и взгляд его стал более осмысленным. Теперь с ним можно было говорить.
– Послушай, Кузьма, я не хочу бередить твоих чувств, но всё же, может, расскажешь, что у тебя произошло? Кто знает, возможно, полегчает?
– Легче мне уже не станет. Эта история лишила меня возможности радоваться жизни, да и, вообще, жить. Я ведь, думаешь, на почте чего сижу? Убежал от всех. У меня ведь образование есть, я в Пруссии языкам учился. Толмачом долгое время подвизался. Да судьба моя всё перечеркнула, проклятая.
– Что же всё-таки случилось? – Парамон нервно поморщился, ситуация обещала затянуться.
– Она меня предала. Она не любила меня никогда. А я её боготворил, – Кузьма опять захлюпал и забормотал.
Парамон понял, что так он ничего не добьётся:
– Ну, ладно, я тогда пойду, раз ты говорить не хочешь. Не буду тебе душу бередить.
– Погоди, друг! Да, правда, очень неприятно об этом вспоминать, но мне уже давно не с кем об этом поговорить.
– А ты хочешь поговорить? Зачем тебе об этом вспоминать? Сердечные раны долго заживают, но рубец остаётся навсегда. Зачем ты хочешь бередить рану опять?