Времена грёз
Шрифт:
— Ты же знаешь, в деревне такому не научиться, да и там это ни к чему, никто не станет есть кабана, убитого некросом. Мясо горькое, невкусное, да и гнить быстро начинает, а тут такая благодать, можно работать столько, сколько захочется, и учителя для любого дела найдутся.
— Но помимо драк и боя можно отрабатывать и что-то иное.
— И что же?
— Искусство созидания.
Отвлекшись от манекенов, Лилит с удивлением посмотрела на меня.
— Что?
— Идем, я покажу свое увлечение.
Поманив к себе внучку, я дождался, пока она подойдет, и, подхватив
Распахнув широкие двери одной из таких пристроек, я позволил яркому солнечному свету озарить белый мрамор, стоящий посередине комнаты. Из камня, словно из диковинной ловушки, старались выбраться юноши и девушки, замершие в различных позах, и, смотря невидящими глазами на нас, как на своих освободителей и мастеров.
— Так вот, куда ты пропадаешь едва наступит закат.
Ошарашенно смотря на скульптуры, Лилит прошла внутрь, легко касаясь чужих гладких рук, локонов, кольцами спадавших с плеч, и губ, изогнутых в муке. С удивительной точностью отыскав среди всех работ мою, она подошла именно к музе, очередной, что я создавал как символ театра в Кадате.
— Она как живая.
— Еще не закончена, но да. Ты угадала здесь мою руку?
— Конечно, она самая лучшая, смотрит так, будто обсмеять хочет, лукавая до невозможности.
Присев перед девушкой, держащей в руке улыбающуюся театральную маску, Лилит погладила музу по щеке и ехидно прищурилась.
— Спорим, я в камне прекраснее выйду, чем ты.
— Лилит…
— Ну правда, ты же сделаешь и мою скульптуру? Я выйду самой восхитительной бледной девой.
— А сама ты не хочешь попробовать?
— Н-нет, но знаешь, я бы попробовала писать стихи. Помниться, в свое время я очень ладно складывала рифму.
Дождавшись, пока внучка поднимется, я приобнял ее и поцеловал в макушку, наблюдая, как свет играет в ее огненных волосах, создавая настоящий ореол над ее головой.
Словно светоч и живое пламя, Лили освещала столицу своим присутствием, никого не оставляя равнодушным к своей персоне, но, к сожалению, не со всеми людьми она хотела найти общий язык. Проблема показалась там, где я ждал меньше всего, и все чаще видел укор во взгляде внучки в сторону своего самого верного и близкого помощника, добытого много лет назад при помощи Гекаты.
Элей и без того закрытый и неприветливый ко всем кроме меня, держался особняком, не желая заводить друзей и хоть сколь-нибудь близкие связи, посвятив всю свою жизнь мне, желая только служить. С момента его клятвы в светлых землях я на самом деле ожидал нечто подобное и не был удивлен, но огорчение и недовольство этой ситуацией легли осадком в сердце. Я был благодарен, действительно счастлив получить такого преданного человека в свое окружение, но после гибели Мари не хотел более заводить отношения хоть с кем-то. Боль от потери незримой печатью отметила душу, сцепив мои чувства, словно тяжелые оковы. Люди рядом со мной были слишком хрупки и слишком рано старели, вынуждая меня все сильнее отгораживаться от них.
Тем не менее, Элеос, даже трепеща рядом со мной, держался достойно и не просил большего, довольствуясь тем количеством внимания и доверия, что я ему оказываю. Продолжалось это долго, мы привыкли к этим ролям, но стоило Лилит заметить обожание в глазах моего подчиненного, как он быстро стал чуть ли не кровным врагом. В силу занятости и моей глупой наивности, я не сразу заметил перемены и еще долго отрицал проблему, пока под влиянием внучки и остальные жрецы Храма не стали более придирчивы к Элею. И все же я надеялся, что Лилит лишь не до конца осознает последствия своих действий, а не намеренно желает навредить.
Однажды спеша после трапезы в свой кабинет, я свернул было на лестницу, но жуткий грохот и звук бьющегося стекла заставили меня остановиться и найти источник шума.
Дальше по коридору, ведущему из Храма в дополнительные корпуса, я прошел почти бесшумно, а у очередного поворота успел услышать чужой разговор и замереть.
— Лилит! Я столько времени потратил на эти заготовки витражей, ну будь ты хоть немного милосердна!
— Ох, ну не плачь, сделаешь новые, а эти будут уроком тебе за то, что ты как шлюха вертишь задницей рядом с моим дедом.
— Я… я никогда подобного не делал!
— Да что ты говоришь, а то я не вижу, не ты ли как собачонка рядом с ним заискивающе в глаза смотришь и разве что хвостиком не виляешь?
— Ты прекрасно знаешь, что я себя так не веду! За что ты вообще меня так сильно возненавидела? Что я тебе сделал?
Вновь послышался хруст стекла, кажется, внучка прошлась по разбитым заготовкам.
— А с чего я тебя должна любить, если вместо того, чтобы приезжать к нам, Ньярл сидел тут с тобой в Кадате и смотрел, как ты на задних лапках перед ним танцуешь? Почему ты мне должен хоть сколь-нибудь нравится, если ты с моим дедом пол жизни тут провел, а я его видела лишь по праздникам?
— Но ты же должна понимать, что я в этом не виновен…
Голос Элея стал тише, сопротивляться гневу Лилит он больше не мог.
— Что тут происходит?
Я вышел из-за угла и, изобразив искреннее удивление, подошел к сидящему на полу помощнику, перед которым были рассыпаны цветные осколки, а чуть поодаль поднос для них. Внучка, стоящая чуть сбоку, будто бы не при чем, показала самое скорбное выражение лица.
— Элей поскользнулся и уничтожил плоды своей работы за последний месяц, теперь придется из кожи вон лезть, чтобы к зиме завершить окно.
— Элей, это правда?
Нахмурившись, я опустил взгляд на помощника. Тот молчал, то ли защищая Лилит, то ли не зная, как поступить. Не дождавшись ответа, я схватил его за кисть, потянув на себя и заставляя встать.
— Что ж, видимо работник из него не вышел, придется найти ему более достойное применение. Идем.
Лилит вздрогнула и с некоторым беспокойством посмотрела на Элея.
— Какое применение?
— На алтаре, жертв в этом месяце еще не было, и если витраж закончить мы не смогли, то хоть зима не будет жестокой.