Времена грёз
Шрифт:
«но это всё, что ты хочешь попросить?»
Этот засранец знал, что там происходит, знал, что мне нужно не только дурацкое заклятье, но ничего не сказал, просто наслаждался моим наивным неведением. Боги, как же часто я проклинал тот миг, когда согласился помочь этим эгоистичным божественным тварям. Как сильно я желал уничтожить Абиса, стереть эту улыбку с его лица и бить его, пока кожа с костяшек не сойдет до кости.
— Ньярл…
Вздрогнув от чужого голоса, я открыл глаза, выныривая из своих раздумий. Третья посланница, соткавшись из лунных лучей, проникающих
— Боги, неужели у этого дрянного мальчишки совсем нет ни чести, ни капли благородства?
Девушка, казалось, созданная из серебра и света, подошла ко мне и, приложив свою прохладную ладонь к моему лбу, покачала головой. Я удивленно воззрился на нее, не понимая, зачем ко мне пришла богиня, и смутно догадываясь, кто навещал меня ночью до этого.
— Тоже пришла ставить условия? Что-то попросить? Мне нужно убить кого-то?
Луна несколько растерянно посмотрела в мои глаза и присела рядом.
— Нет, мне ни к чему ни убийства, ни условия.
Тонкие пальцы ловко повернули меня на живот, и я услышал с какой легкостью раскрылись замки на моем затекшем теле.
— Но зачем?
— О Ньярл, мне не до праздных разговоров, скоро рассвет. Я обязана успеть помочь тебе и заковать обратно с первыми петухами.
С трудом поднявшись, я постарался встать, опираясь на стену. За три дня жизни овощем, как мне показалось, я значительно ослабел.
— И все же я хочу хоть каких-то объяснений.
Богиня, выудив из складок платья небольшой бархатный мешочек, копалась там, доставая маленькие кристаллы.
— Как был упрям и своеволен, таким ты и остался. Мой милый, я позже объяснюсь.
Я сделал шаг назад, насколько позволяла камера, не поддаваясь уговорам Мун. Девушка это заметила и подняла-таки на меня голову.
— Скажи пожалуйста, а что ты помнишь обо мне?
— Помню, как ты пришла ко мне на площадь.
— А раньше?
— Раньше?! — Я вздрогнул, и волна озноба снова прошла по моему телу. Я вдруг отчетливо понял, что действительно знал ее раньше и даже доверял, отголоски этих чувств я ощущал сейчас.
— Тебя тогда звали иначе. Тогда и мир был другой, и мы счастливы… были. — Богиня сжала руки, явно борясь с собой, и, вновь взглянув на меня, села на колени. — Если ты позволишь мне помочь, то может быть получится воззвать к воспоминаниям, но это больно, я не хочу вредить тебе.
Неуверенно посмотрев на Луну, я все же сел рядом, протянув руку. Девушка, с неудовольствием осмотрев мои запачканные ладони, жестом приказала мне открыть рот и положила на язык несколько кристаллов.
— Дождись, пока они растают, некоторые из них внутри жидкие, это нормально.
С интересом прислушиваясь к вкусу странных конфет, я сам не заметил, как богиня быстро положила мою голову к себе на колени, вновь накрыв лоб своей ладонью.
— И все же, что ты от меня хочешь? Не просто же так ты ко мне пришла и помогаешь.
Мун сняла с себя верхнюю накидку и накрыла меня ей. Гладкий шелк коснулся моей кожи, и я невольно подумал о том, что мне жалко столь дорогую ткань.
— Я хочу, чтобы ты сам выбрал свой путь.
— Светлый или темный?
— Нет, Ньярл, Мне не важно, останешься ли ты здесь, или пойдешь к эльфам, я просто желаю, чтобы ты следовал воле своего сердца. Понимаешь?
Я отрицательно покачал головой, постепенно ощущая, как по телу разливается тепло, а раны и синяки болят все меньше. Спокойствие, легкая тревога богини за меня и ее искренняя забота погрузили меня в полусонное состояние. Мне показалось, что я будто бы вернулся домой спустя десять лет скитаний и снова нахожусь в окружении родных, чувствуя их поддержку.
— Мои глаза видели рассвет и закат этого мира, его смерть и возрождение из пепла, но время, проведенное с тобой когда-то, мне все еще милей. Я знаю, это звучит дико, но когда-то первый из людей, мой самый первый жрец построил первый храм в мою честь.
— И что же было дальше?
— Дальше… счастливые деньки. Шепчущий ветер и ласковое море, веселые пиры и мессы в мою честь, сладчайшие плоды и бесконечное вино. Но к сожалению, в мой храм явился тот, кто разрушил наш маленький рай.
Склонившись надо мной, Луна оборвала рассказ, внезапно зачитав какой-то стих:
— Пускай тебя навек, прелестное созданье,
Отторгла злоба их от сердца моего;
Но, верь, им не изгнать твой образ из него,
Пока не пал твой друг под бременем страданья.
Прежде чем я успел что-то понять, полузабытые строки ясно возникли в моей голове, и я тут же продолжил:
— И если мертвецы приют покинут свой
И к вечной жизни прах из тленья возродится,
Опять чело мое на грудь твою склонится:
Нет рая для меня, где нет тебя со мной.
Богиня грустно улыбнулась, ее яркие глаза сияли словно свет далеких звезд. Она прикоснулась губами к моему лбу, и сознание внезапно провалилось в бездонную, пугающую пропасть.
Перед моим взором проносились смазанные образы людей и мест, я чувствовал знакомые запахи и дуновение ветра, но все было словно подернуто пеленой забвения, не дающей мне полноценно вспомнить, оценить, прочувствовать момент из моей прежней жизни. Беспомощно я цеплялся за редкие кадры, стараясь рассмотреть чужие лица, вглядывался в знакомые места, но не узнавал, бросая попытку хоть что-то найти. Именно в этот момент я ощутил, как вокруг меня сгустилась тьма, живая, подвижная и, кажется, тоже принадлежащая мне. Коснувшись ее, я четко увидел и запомнил два образа. Моя кровь на сером алтаре в обрамлении черных, расползающихся пятен, и человек с кинжалом, что, улыбаясь, возносил молитву каким-то чужим богам. Страх и ужас сковывали меня, я в слепой надежде потянулся силой к чему-то большему, чем моя суть и, умирая, мое сердце растянуло удары, подарив мне крохотный шанс помочь своей богине.