Времена негодяев
Шрифт:
То, что доктор Мальстрем знал о Сборе, Виктора не удивило. Его поразила готовность ученых без боя оставить Бастион со всеми потрохами. Нет ли здесь подвоха? Старое оружие! Вот займут они Бастион, введут дружину, а где-то внизу, в каком-нибудь подвале, взрывчатки тонн десять или больше и часовой механизм тикает. Правда, когда маги сюда войдут, всякая хитрая техника быстро выйдет из строя, но чтоб на воздух все поднять, много времени и большой хитрости не требуется.
Он не знал, что сказать доктору Мальстрему, и молча изучал свои ногти.
— Ваше молчание, — мягко сказал доктор, — обнадеживает.
Подняв голову, Виктор столкнулся со взглядом доктора, и такое отчаяние вдруг прочитал в его глазах, что ему стало не по себе. Доктор молча опустил веки и негромко сказал:
— В конце концов, я просто обязан спасти людей. Плевать на все эти железки, плевать на тех, кто ищет власти, плевать на всю чертовщину и чудеса вместе взятые! Я должен спасти эти мозги, чего бы мне это ни стоило.
— Насколько я знаю, — заговорил Месроп, — магам нужны только приборы, оборудование.
— Пока им нужны только приборы, — перебил доктор, — а потом им потребуются люди. Они не против науки, не против знаний, наоборот. Просто они хотят держать науку под своим контролем.
— Наука под контролем — не наука.
— Ты это им скажи! — пожал плечами доктор.
Из небольшой коробки на столе у доктора послышался негромкий треск. Доктор ткнул в нее пальцем, сказал «занят» и развернулся с креслом к Виктору.
— Может, я сейчас говорю глупость, но что, если пригласить к нам ваших коллег и поговорить с ними. Понимаю, Сармат вряд ли сюда придет, но советники…
— Советники? — покачал головой Виктор. — Не знаю…
Хитрит доктор. Какие еще советники ему понадобились. Он уже здесь. Мартын, судя по всему, давно с ними общается. Николая позвать? Вот смеху-то! Николай везде измену ищет, радости для него будет по самое темечко. Странное предложение.
— Когда же теперь звать, — спросил он доктора, — да и кого? Николая, разве что?
Доктор никак не отреагировал, но Месроп вдруг оживился.
— Постой, — сказал он, — это какой Николай? Боров, что ли? Ты же его убивал долго. Неужели помирились?
— Да как тебе сказать, — замялся Виктор.
«В самом деле, — задумался он, — с Боровом не мирились, но и врагами перестали быть как-то незаметно, плавно…»
8
Пять лет назад трагичное возвращение из Будапешта завершилось скандальным финалом. Виктор вспомнил, как душил Борова, а его оттаскивали в сторону, висли на руках, Боров постно закатывал глаза и бочком-бочком продвигался к двери, а Мартын пытался что-то втолковать, но после того, как Виктор случайно задел его по носу, обиделся и велел окатить буяна холодной водой. Принесли ведро, Виктор, рассвирепев не на шутку, пнул водоношу ногами в живот и тот полетел прямо на Мартына, окатив его штаны ледяной водой. Тут уже Мартын озверел и велел связать Виктору руки. Боров исчез.
Вскоре Виктор немного успокоился и сам поразился своей вспышке. Вместо того, чтобы устраивать истерики, надо было просто подойти к Борову и, дружески пожимая руку, свободной взять за кадык или, еще лучше, аккуратно вставить ему лезвие в ливер.
Эти мысли неотвязно
Двое суток тогда провалялся без памяти. Потихоньку стал приходить в себя, и поначалу даже не удивился, обнаружив у своего изголовья Борова, заботливо поправляющего подушку.
Отложив расправу с врагом до выздоровления, он вынужден был примириться с такой сиделкой. Боров же, хлопоча у больного, между делом как-то заметил, что сам вызвался выходить его в залог собственной шкуры, и если, не приведи господь, Виктор загнется, то с него личную шкуру снимут. Сармат и снимет.
А когда Виктор немного окреп и еле ворочавшимся языком стал поносить Борова, то Боров уселся прямо на дерюгу перед кроватью и повел долгий разговор.
Виктор и сам не понял, когда стал прислушиваться к доводам, как задумался над делами прошлых дней, ну, и слово за слово втянулся в беседу.
И сейчас перед глазами встало корявое лицо, неопрятные седые космы и тусклые глаза, смотревшие вбок. Послушать его, так во всем был Виктор неправ. И детей воры похищали с самыми благими намерениями. «Ведь у кого брали-то, — жарко шептал Боров, — у голытьбы и рвани всякой, они себя прокормить не могли, на подачках держались, а плодили такую же рвань и нищету». Ну, а он, Боров, естественно, выходил истинным благодетелем, потому что дитя пристраивалось в надежные хорошие руки, вот тебе крест, только здоровым состоятельным родителям, посредники надежные, да и ребеночка приобрести могла не всякая семья. Он лично знал двух пацанов, которые выбились в большие люди благодаря приемным, так сказать, родителям. А то подохли бы или ковырялись в навозе…
Откровенное бесстыдство Борова и его нахрапистый монолог привели Виктора в легкое оцепенение. Он лежал в полудреме, а тот все гудел и гудел под ухом. Вспомнил и о том, как защищал Виктора от обидчиков в банде, а когда Виктор спросил, почему тогда велел привязать его на крыше, Боров аж взвился и, выслушав небрежное пояснение, вскричал, что только сейчас понял, куда исчезли Тит и Бурчага. А насчет того, что велел привязать, так это чушь собачья! Ничего он про это не знал, ну пусть вот Виктор посмотрит ему в глаза и плюнет в них, если он слышал от него приказ! Да и потом, вскочил тогда с места Боров и забегал по каморке, когда Виктор и те двое исчезли, его вообще в Москве не было, денька на три отлучился, кхе-кхе, товар сбыть, дело деликатное… А с Виктором, наверно, счеты Бурчага сводил, сволочь большая, не забыл, наверно, как Виктор ему большой палец прокусил!
Целую неделю Виктору приходилось слушать пространные речения о том, что да, приходилось ему обретаться среди негодяев, но попадались порядочные люди, которых обстоятельства толкнули на дела неправедные, и что он, Боров, общаясь с негодяями, сам замарался и на старости лет стал сущим разбойником, хотя, случайно, помог ему избавиться от дубасовцев… И вообще, грех Виктору жаловаться, не пройди он тогда в банде хорошую школу выживания, вряд ли уцелел после стольких передряг. В том, что из мелкого пацана вырос такой державный хлопец, есть заслуга и его, Борова.