Временные трудности. Трилогия
Шрифт:
– Вяжи уже. Правда, хватит. Или это манера такая?
– Пиши, как рапорт. Напирай на то, что гражданин СССР и т.д. и т.п. Ты какого года?
– 1999-го
– Хреново. Погоди, а как это ты старлея получил?
– Да у меня отец в министерстве не последний человек, – нехотя признался Егор, понимая, что это очередной повод для подначек. Врать и отговариваться почему-то не хотелось. – Мне и группу бы никто никогда не доверил.
– А че тогда СОБР? Мало ли хлебных мест?
Егор не успел ответить. Вошел начальник с
– Я сам так решил. И хлебных мест не искал. И отец здесь ни при чём. – никаких тайн тут не было, а Егор не хотел оставлять недосказанности.
– Конечно-конечно…. Я так и подумала. – Эта стерва подмигнула начальнику, скосив на него глазом и явно предлагая поржать вместе.
Начальник от услышанного и увиденного совсем приободрился. Он как-то разом приобщился к внутренним тайнам их, как он думал, группы и в какой-то мере стал своим. То, что на него не глянули холодно, когда вошел, и не оборвали разговор, было хорошим знаком.
– Товарищи, я там распорядился насчет чая и бутербродов. Так понимаю, работы много, – начальник был само дружелюбие.
– С удовольствием, товарищ Вишницкий. Спасибо. – опять лучезарная голливудская улыбка.
Начальник поплыл. Видно было сразу, что только страшная красная книжечка удерживала того от продолжения разговора.
Егор старательно скрипел карандашом и даже, когда принесли бутерброды, не стал прерываться. На него словно муза снизошла. Он не особо любил писать – всё больше на ноуте печатал, а тут как поперло. С бутерброда свалился крохотный кусок колбасы, и он смахнул его на пол, не прерываясь.
Девушка, до того вполголоса беседующая с начальником, вдруг подошла и, взяв лист бумаги, посмотрела его на свет. Светлая жирная полоска предательски перечеркнула треть листа.
– Младший лейтенант государственной безопасности, Вы с ума сошли? – такого официального тона он от неё ещё не слышал, – Этот документ, скорее всего, сам нарком или даже товарищ Сталин будет в руках держать. Немедленно переписать.
– Есть переписать, – вырвалось как-то, само собой. Он нисколько не играл. Командовать она умела.
Она вчиталась и уже другим тоном сказала, понизив голос: «Это тупиковая схема. КПД небольшое – там процентов десять вещества только вступает в реакцию. Про термоядерное бустирование слышал? Смесь дейтерий-трития?»
Он кивнул неуверенно, а она продолжила уже совсем шепотом склонившись к самому уху.
– А ты уверен? Ты ж понимаешь, что теперь мы будем первыми и вряд ли удержимся, чтоб не жахнуть. Ты потом сможешь спать спокойно зная, что тысяч двадцать или тридцать на твоей совести?
И, не дожидаясь ответа, выпрямилась и отошла. Начальник Вишницкий стоял, вытянувшись в струнку. Его выправке мог бы позавидовать почетный караул. Конечно. Товарищ Сталин подействовал, не иначе.
– Товарищ Вишницкий, Павел Иванович, а вы гостей только чаем с бутербродами потчуете? – улыбка достойная глянцевых журналов озарила помещение, на секунду затмив свет Солнца.
– Конечно-конечно. Извините. Одну минуту, – он распахнул шкаф, извлек из него непочатую бутылку армянского коньяка, плитку шоколада и застыл, не зная, куда это всё ставить. На стол, заваленный бумагами Егора, точно нельзя было, а другого стола в комнате не было. Юрий отдернул тяжелые шторы и невесомую тюль, приглашающим жестом указал на запылённый подоконник. Начальник поморщился, проклиная уборщицу, и, подхватив свободной рукой пару чистых листков, быстро навел порядок.
– У вас там чай с лимоном был… – намекнула девушка, и Павел Иванович испарился.
Егор покосился на окно, но ничего не сказал. Не до этого.
– Капитан-лейтенант через дефис пишется или раздельно?
– Эй. Ты че там пишешь? – она пошла, вчиталась, и забрала лист. – Э нет, мусорок, ты в свою маляву меня не плети. Ни к чему оно…
– Я просто подумал, ты вспомнил о том, что ты офицер спецназа, а не урка. Или ещё нет?
– Похер, – привычно бросила она и сунула ему лист обратно.
– Я не мусорок!
– А кто? – деланно удивилась она.
Счастливый Павел Иванович впорхнул в кабинет с двумя тарелками и пресек конфликт. Помимо лимона нашлось и два вида колбасы и мясная нарезка из копченого окорока. Расставив принесенное, он жестом фокусника выудил из кармана три небольшие хрустальные рюмки и предложил: «Прошу, товарищи. Всё готово».
Юрий подошел к нему и сказал, подмигнув заговорщицки: «Он не пьёт совсем. Спортсмен. Наша гордость. Надеюсь, моя компания вас устроит?»
– Конечно-конечно. Буду только рад, – он сноровисто откупорил бутылку и разлил по рюмкам.
– За товарища Сталина! – безапелляционно предложила она, и Егор встал.
– За товарища Сталина! – вдохновенно поддержал Павел Иванович.
Выпили. Егор, поймав одобрительный взгляд Юрия, сел и продолжил писать. Он не знал наверняка, как следует поступать в такой ситуации, но решил, что продолжить писать, когда пьют за Сталина, будет неправильно.
Юрий открыл форточку, и Павел Иванович, правильно истолковав намек, предложил ей папиросы. Щелкнула зажигалка штабс-капитана, и они закурили.
– У вас, Павел Иванович, наверняка есть вопросы. Задавайте. Самое время.
– Да нет. Что вы. Какие могут быть вопросы. Я ж все понимаю. У вас такая работа.
– Не скромничайте. Вы имеете право. К тому же… – она снова коснулась пальцем кармана с распиской и внимательно посмотрела ему прямо в глаза.
– Я считаю, что все, что мне нужно знать, вы мне сами скажете. Так что вопросов нет.
– Разумно, – похвалила девушка и покосилась на бутылку.
Рюмки наполнились, и она предложила: «Может, за знакомство?» и рассмеялась, словно вспомнив, что не представилась. Протянула руку.