Временные трудности. Трилогия
Шрифт:
Старшина напряженно размышлял над поведением этих молокососов. Он в великую войну кишки на колючку мотал, а их еще на свете не было. А потом в финскую. А они тут, судя по всему, какой-то спектакль разыгрывают и с ухмылками решают теперь его судьбу. Старшина им не верил. Ни одному слову не верил. И документам их тоже не верил. Бред какой-то все это. Не может девчонка лет двадцати, а то и меньше, иметь звание равное армейскому майору. Ну, никак не может. За какие-такие заслуги?
– Ладно. Привал окончен. Лейтенант вперед. Остальные за ним. Военврач – замыкающий, – она кинула винтовку старшине, – Встать в строй.
Километров через десять был привал. Старшина, уже отошедший от пережитого, сидел на земле, жадно
– Повезло тебе, старшина. Она ведь и в расход могла…. Ты-то нам не особо-то и нужен. А о группе узнал. Стало быть, утечка возможна. Ты не дергайся и постарайся оправдать доверие.
И спокойно отошел отлить. Как ни в чем не бывало. А старшина остался сидеть в недоумении, понимая, что не липа – это всё, и мир, похоже, вовсе сошел с ума, если награждают орденами каких-то пацанов и присваивают звания высшего комсостава каким-то малолеткам. В том, что у неё тоже есть похожее удостоверение он уже не сомневался. Да и странное обмундирование этих ребят наводило на размышления. Тут уставом и не пахнет.
Старшина решил не испытывать больше судьбу. Ему и так уже несколько раз подряд несказанно повезло. Он остался жив на этом Богом проклятом укрепрайоне, если конечно это можно было назвать укрепрайоном. Ухитрился за несколько дней попасть в плен и снова обрести свободу. И вот сейчас избежал расстрела. И кажется, даже успел прикоснуться к чему-то страшно таинственному. Поживем еще, как говорится…
Людей расположили на ночлег на большой поляне в километре от лагеря. Георг занялся несколькими ранеными, меняя грязные повязки и обрабатывая раны. Кастрюли супа на всех, конечно же, не хватило. Отрыли консервы. Прокормить такую толпу было непросто. Их запасы продовольствия сразу же сократились. Решили с утра наведаться в ближайшие деревни. Петр Кондратьевич мигом спелся с новым старшиной, и они взяли все организационные вопросы на себя. Четверых командиров из бывших военнопленных отвели в свой схрон и показали им кусок ткани, где за подписью Тимошенко, Мехлиса, Берии и ещё нескольких важных чинов, было прямо указано, что они имеют право формировать партизанские отряды, используя для этого личный состав частей РККА, попавших в окружение. На всех это произвело сильное впечатление.
Потом попытались допросить пленного эсэсовца. Из этого ничего не вышло. Тот гордо молчал, презрительно глядя на них свысока. Хотя росту он небольшого. Как это только у него получалось? Наконец, Юле это надоело. Она последний раз воззвала к его благоразумию, но безуспешно. Тогда она приказала раздеть немца догола, а слабонервным отвернуться. И достала нож. На дикие крики боли прибежали отдыхающие красноармейцы и с ужасом наблюдали за происходящим. Некоторые крестились. Георг начал блевать. Лейтенант Волков стоял белее снега. Казалось он сейчас свалится в обморок. Егора тоже начинало тошнить, но он справился со своим состоянием, сделав несколько глубоких вздохов.
Гордый ариец сломался буквально за пару минут и начал взахлеб вываливать все, что только знал. Говорил он так быстро, что Егор почти ничего не смог уловить. Но Георг, стоя к нему спиной, слушал его очень внимательно. Потом пошли уточнения и новые вопросы. Как понял Егор, Оберштурмфюрер СС Юрген Рихтер оказался командиром взвода из батальона войск СС особого назначения. Их роту прислали для усиления айнзатцгруппы Б. Он был в отпуске в Мюнхене и теперь следовал к новому месту службы. Толком он ничего не знал. Сказал только, что некий штандартенфюрер СС Альфред
Егор краем уха услышал, как Петр Кондратьевич негромко пробормотал себе под нос: «Исчадье ада» и перекрестился. В общем, он был с ним согласен.
Юля тоже услыхала и, нахмурившись, смерила старшину долгим пристальным взглядом.
– Отряд, стройся! – громко выкрикнула она и, когда все построились, прошлась вдоль неровных рядов, внимательно всматриваясь в лица. Потом вернулась на место пытки и продолжила.
– Товарищи, на свете есть много хороших слов: гуманизм, человеколюбие, милосердие, сострадание… Да мало ли ещё каких? Так вот – настоятельно советую забыть их до окончания войны. Это враг, – она легко пнула сапогом труп эсэсовца, – Очень жестокий и безжалостный. Он прибыл сюда, чтоб заниматься карательными операциями против мирного населения. Я бы долго могла рассказывать здесь о сожжённых вместе с людьми деревнях, о пытках в застенках гестапо, об ужасах концлагерей с их крематориями и газовыми камерами, о массовых убийствах и изнасилованиях наших матерей, жён, сестер и дочерей… но я не буду этого делать. Всё это вы уже видели или ещё увидите. И если у кого-то шевельнулось что-то внутри, во время допроса этой падали, – она снова легонько пнула обезображенный труп, – Так это вполне нормально. Естественная человеческая реакция. И мне, уж поверьте, не доставило это никакого удовольствия. В следующий раз просто вспоминайте о тех ужасах, что творят здесь немцы – может и полегче будет. Или не будет… Тут индивидуально всё. На этом лирическое вступление считаю оконченным. Я, старший лейтенант государственной безопасности Клочкова Юлия Андреевна. С этой минуты командир партизанского отряда. Ваши товарищи подтвердят мои полномочия. В отряде действуют суровая дисциплина и законы нашего советского государства. Товарищи командиры, ко мне, остальным – разойтись.
Решено было с утра разделить бывших военнопленных на несколько отрядов. Юля отобрала самых опытных и здоровых бойцов в отдельную группу и начала обучение по ускоренной программе. Оставшихся разделила на три неравных отряда. Два отправила на остальные базы под командованием Егора и Вацлава, а третий, вооружившись инструментом, отправился с лейтенантом и Петром Кондратьевичем обустраивать ещё один лагерь. Безоружных вооружили из запасов их группы, исчерпав этим возможности своего арсенала. Патронов катастрофически не хватало. С этим нужно было что-то решать…
Договорились собраться вместе через три дня. Егор повел свой отряд через небольшую деревеньку. Немцев там ещё было. Разжились продуктами и посудой, честно заплатив за всё из выделенных Юлей средств.
На базе Егор заставил каждого из своих бойцов написать биографии и подробности их пленения. Опросил всех по очереди. Особо не зверствовал. Так, скорее с целью знакомства. Никаких несостыковок не заметил. Некоторые шероховатости были, но Егор надеялся разобраться с этим, опросив остальных бойцов из других отрядов.
Он добровольно взвалил на себя роль особиста, прекрасно понимая, что никто другой с ней не справится. Юля тоже не двужильная, а недооценивать важность таких мероприятий было смертельно опасно. Оставалось только надеяться, что со временем появится настоящий особист из каких-нибудь окруженных частей, и тогда он с удовольствием взвалит эти обязанности на профессионала.
Через три дня, рано утром, он привел свой небольшой отряд на базу Юли. Несмотря на раннее время, её бойцы, уже потные с головы до ног, резвились на поляне отрабатывая снятие часового. Егор разделил своих на пары, показал несколько раз для примера, и они занялись тем же.