Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II
Шрифт:
— В таком случае я пропала! — воскликнула королева.
— Успокойтесь, государыня, Бог милостив, может быть, мы еще что-нибудь придумаем. Что вы желаете сказаться больною на несколько дней — эта мера самая благоразумная и тем более удобная, что вы действительно нездоровы от всех этих неприятностей. Позвольте мне от вашего имени уведомить короля…
И герцогиня тотчас же написала к Людовику XIII письмо, извещая его о болезни Анны Австрийской, вследствие которой она при всем своем желании не может воспользоваться радушным приглашением государя впредь до выздоровления.
На другой же день король прислал своего камергера понаведаться о здоровье королевы; вслед за камергером явился лейб-медик с предложением услуг, в которых Анна Австрийская действительно нуждалась. Страшное нервное расстройство угрожало ей серьезной опасностью. Два дня прошли в мучительном беспокойстве для Анны и для герцогини де Шеврез; на третий день утром слуга последней вручил ей депешу из Лондона с надписью: «Весьма нужное». Быстро вскрыла она конверт и, пробежав письмо, воскликнула, задыхаясь от радости и обнимая королеву:
— Вы спасены, спасены!!
Депеша от Бекингэма была следующего содержания: «Заметив пропажу привесок и догадываясь о злоумышлении на спокойствие королевы, моей владычицы, я в ту же ночь приказал запереть все порты Великобритании, оправдывая это распоряжение мерою политическою: ради препятствия к сношениям подданных моего короля с мятежниками Ла-Рошели. Король одобрил мои распоряжения и приписал их моей заботливости к поддержанию доброго согласия между Англиею и Франциею. Пользуясь временем, я заказал хорошему ювелиру заменить отрезанные две привески новыми, и надобно отдать ему справедливость, он сделал свое дело нельзя лучше, в чем легко убедитесь и вы при первом взгляде на аксельбант, который при сем препровождаю. Курьер мой пробудет в Париже целые сутки, и ко времени его возвращения все порты Великобритании будут открыты… Скажите государыне, что, если бы дело касалось не до ее спокойствия, я не расстался бы с ее бесценным подарком, который ежечасно осыпал поцелуями и слезами. Теперь, кроме воспоминания, не остается в душе моей иного сокровища, но этого уже у меня не отнимет никакая сила в мире, и я сохраню это воспоминание в глубине моего сердца до той минуты, в которую оно замрет под рукою смерти. Эти слова, надеюсь, вы передадите королеве вместе с ее подарком!»
Через четверть часа герцогиня привезла в Лувр футляр с аксельбантом. Две привески были приделаны так искусно, что и сам ювелир, Работавший остальные десять, не мог бы отличить их от своей работы.
— Вы спасены, государыни, — сказала герцогиня де Шеврез, — но этого мало: подумайте о мщении кардиналу. Напоминаю вам о его любовном письме, которое вы обязаны вручить вашему супругу. Когда Ришлье увидит на вас аксельбант, он онемеет с досады, а вы, пользуясь минутой, можете окончательно раздавить этого ядовитого змея!
На другой день был назначен бал. Перед выходом королевы король, сопровождаемый кардиналом, вошел в ее уборную (Анна уже была одета) и, окинув ее наряд мрачным взглядом, произнес дрожащим голосом:
— Радуюсь вашему выздоровлению и в то же время не могу не досадовать, видя, как мало обращаете вы внимания на мое спокойствие!
— Я вас не понимаю, ваше величество! — отвечала невозмутимо Анна Австрийская.
— Мудрено надеть убор, которого у вас нет… — вскрикнул король и остановился под обаянием змеиного взгляда Ришлье.
— Да, государыня, — произнес кардинал с своей приторной улыбкой. — Ревнуя о спокойствии короля, я следил за странными поступками герцога Бекингэма в бытность его при дворе и убедился, что он имел дерзость домогаться вашей благосклонности. Само собою, что искания его были с негодованием отвергнуты, и только из жалости вы, государыня, подарили ему аксельбант, которым герцог так мало дорожил, что отдал его другому лицу, распродавшему привески по мелочам. Один из моих агентов в Лондоне купил у жида вот эти две привески…
Ришлье подал коробочку королю, и в будуаре воцарилось минутное молчание. Лицо королевы было величаво-спокойно; герцогиня де Шеврез едва удерживалась от смеха.
— Ваше величество, — произнесла Анна Австрийская, — потрудитесь отомкнуть ларчик, который стоит на туалете…
Людовик XIII повиновался, и аксельбант со всеми своими привесками засиял радужными огнями, которые жгучими стрелами врезались в глаза и его величества, и его эминенции кардинала.
— Что вы на это скажете? — гневно спросил король у министра.
— Меня обманули, государь! В Лондоне или здесь, но меня обманули!
— Нет, — вмешалась королева, — вы хотели обмануть короля и поселить раздор между им и мною. Как ни оскорбительны были мне неосновательные подозрения государя, вами ему внушенные, я, может быть, еще сказала бы слово вам в оправдание, если бы вами руководила благородная ревность о его спокойствии, а не ревность отвергнутого любовника, плясавшего передо мною сарабанду и имевшего дерзость писать ко мне любовное письмо.
Королева, дрожа от ярости, чуть ли не в лицо кардиналу бросила письмо, писанное его секретарем Ландри. Король, схватив бумагу, пожирал ее огненными глазами, а по окончании чтения перенес их на Ришлье.
— Скажи мне, — произнес он дрожащим голосом, — человек ты или. сам дьявол в человеческом образе?
— Всмотритесь в мое лицо, ваше величество, — спокойно отвечал Ришлье, — и решите сами, в состоянии ли был бы сам дьявол быть так невозмутим, как я в эту минуту.
— Вопрос не есть ответ! — вскрикнул король, заикаясь от ярости. — Вы писали это письмо? Вы? Знаете ли, что за это вас мало колесовать? За это следует жилы вымотать…
— Именно этого и желали мои враги, подделавшие это письмо!
— Подделавшие?!
— В чем вы и ее величество сию же минуту убедитесь. Не угодно ли вам выйти в соседнюю залу.
Король, королева и герцогиня вне себя от изумления вышли из будуара; через пять минут в аванзалу был введен Ландри.
— Кто писал это письмо? — спросил Ришлье, показав ему бумагу.
— Я, ваша эминенция.
— Вы слышите? — обратился кардинал к державным супругам.
— С какой целью?
— Этого я не знаю, но меня обольстили щедрой наградой.
— Кто?
— Герцогиня де Шеврез, — отвечал Ландри, указав глазами на герцогиню.