Время библиомантов. Книга крови

Майер Кай

– Ты сможешь забраться туда? – спросила Фурия, смахивая с ресниц чёрные крупинки.

– Я старик, но не калека.

Иногда ей приходилось напоминать себе о том, что Зибенштерн не беспомощный старик. Именно он хотел запустить обеззначивание всех книг на свете. Именно он в своё время сказал Фурии: «Когда-нибудь кто-нибудь снова захочет написать последнюю пустую книгу. Не исключено, что это будешь ты».

Ей следовало бы спросить его, что он имел в виду. Однако она была по горло

сыта всеми этими загадками и зашифрованными намёками. Огромный корабль существовал на самом деле, был реален, его можно было потрогать. И он таил в себе слабую надежду. По дороге сюда Зибенштерн рассказал Фурии, что «Флёр де Мари», как и другой подобный корабль, под названием «Бланш де Казалис», была построена по проекту её деда, Кассия Ферфакса. Если корабли действительно представляли собой движущиеся порталы между убежищами, это давало им всем возможность убраться отсюда. Может быть.

Зибенштерн поднял свой посох, словно копьё, и ловко метнул его в щель. Потом он ухватился за верёвочную лестницу и начал карабкаться по ней вверх. Только теперь Фурия разглядела, что через каждые несколько перекладин лестница была прикреплена к корпусу «Флёр».

Зибенштерну не понадобилось много времени на подъём: вскоре он уже протиснулся в щель. Тотчас же в тёмном отверстии показалось его лицо. Фурия тоже взялась за перекладины лестницы, не приняла руку, которую протягивал ей старик, и проскользнула внутрь корабля. Воздух здесь пах влажной бумагой и прогнившим деревом.

Впервые за последние несколько часов петушиная книга высунула клюв из кармана штанов Фурии. По её понятиям, книга молчала удивительно долго и сейчас не скрывала, что в кармане ей нравилось гораздо больше, чем там, где они оказались теперь.

– Эта сырость меня убьёт… – пробурчал безглазый клюв, когда книга, как обычно, вытянула шею из середины книжной обложки. – И грязь эта повсюду. У меня между страницами везде пыль.

Зибенштерн улыбнулся:

– Когда я впервые написал о сердечных книгах, я не рассчитывал, что они смогут говорить. И тем более ворчать.

Книга воинственно нацелила жёлтый клюв в его сторону:

– Похоже, что-то пошло не так… Причём далеко не только здесь, да?

– Зачастую именно дураки говорят вслух самую горькую правду, – парировал Зибенштерн.

– Я не часть твоих разбойничьих историй, старик! – оскорбилась петушиная книга. – Я не такая, как твои куклы-персонажи, у каждого из которых только одна черта. Я многогранная, яркая индивидуальность и весьма…

– Тихо! – прервала перепалку Фурия, открыла книгу левой рукой, а правой разгладила страницу.

Ей понадобилось сосредоточиться всего на секунду, чтобы расщепить страничное сердце. Слои бумаги разошлись, из них пролился свет и озарил внутренности корабля. Слова на открытой странице светились голубоватым огнём. Фурия подумала о том, чего она хотела добиться, и про себя прочитала тайные слова.

Из книги немедленно появился светящийся шар размером не больше мужского кулака. Он взмыл вверх и повис в воздухе над головой Фурии. Пока петушиная книга была открыта, светящийся шар мог сопровождать их повсюду.

Они находились в огромном помещении, когда-то, должно быть, бывшем роскошным корабельным салоном, какие раньше были на каждом круизном лайнере. Крушение, сражения на борту и отвратительный климат ночных убежищ – всё это привело к тому, что мебель и обшивка стен сгнили, окна и двери потрескались и покосились. Всё было покрыто чёрной коркой влажного вулканического пепла. Очертания кресел и столов под ней угадывались с трудом.

– Почему тут вообще ещё что-то сохранилось? – спросила Фурия, повернув голову к Зибенштерну. – Чернильным поганкам всё это не пригодилось?

Оказавшись около лагеря, Фурия видела, что его жители приспосабливали к делу каждую мелочь. В краю, где не росли деревья, любую деревяшку использовали для строительства хижин и клетушек. То обстоятельство, что внутри корабля старая мебель гнила просто так, казалось ей подозрительным.

– Чернильным поганкам не разрешается забираться на борт, – ответил Зибенштерн. – Федра считает, что религия, которую она им навязывает, должна включать в себя некое тайное место. Святилище.

Фурия недоумённо поглядела на него. В свете шара над её головой старик казался бледным как смерть, несмотря на лицо, запорошённое чёрными крошками.

– Святилище?

– Федра уже давно поняла одну вещь: столько… – Зибенштерн заколебался, – столько людей невозможно удержать вместе разумными доводами или с помощью надежды. Необходимо, чтобы они во что-то поверили. Она дала поганкам высший порядок мироустройства, силу, управляющую миром.

– Федра требует, чтобы ей поклонялись, как богине?

Это даже было в какой-то степени логично, в конце концов, многие авторы почитали Федру в мифах и легендах как праматерь библиомантики.

Зибенштерн, однако, покачал головой:

– Нет. Если бы все эти люди снаружи были библиомантами, они могли попытаться так поступить. Но предками чернильных поганок были экслибры, выпавшие из книг. И Федра подарила им веру в книгу – книгу, превосходящую все остальные книги на свете. В книгу, рассказывающую историю обо всех нас, а не только об экслибрах. Даже мы с тобой, Фурия, – только её персонажи. Федра называет её Liber Incognitus.

– Глупость какая! – фыркнула Фурия.

– Может быть.

Фурия смерила старика взглядом:

– Но ты же не веришь в это?

– Я создал Федру и мир библиомантики, описав его в «Книгах творения». Мысль о том, что я сам лишь кем-то выдуманный персонаж, не более абсурдна, чем этот факт, верно? Возможно, вся вселенная устроена по принципу библиотеки в библиотеке: каждая книга только часть другой книги, каждый человек – выдумка автора, которого, в свою очередь, выдумал другой автор.

Попытавшись представить себе такую вселенную, Фурия почувствовала головокружение.