Время бусово
Шрифт:
— Ну, уж если говорить о справедливости, — не без иронии и язви-тельности усмехнулся Злат, — то Веды советуют: око за око!
— Справедливость бывает разной, Злат, — мягко напомнил волхв. — И ты это не хуже меня понимаешь. Сейчас в тебе гордыня говорит, а должен говорить разум, — резюмировал он, обращаясь в большей степе-ни вновь к Бусу: — Надо посоветоваться с князем Дажиным, пока еще жив и в силах разговаривать…
Злат промолчал. Не желал перечить уважаемому им волхву, так как оставался при своем мнении.
— Посоветуюсь, — жестко отозвался Бус. — Неужели отец не осилит болезнь? — спросил он тут же Златогора.
— Не осилит, — печально отозвался тот. — Стрела ядом пропитана. Как не прискорбно, но надо думать о тризне и о вече.
— Надо, — согласился с мнением волхва Бус. — Мне о многом надо подумать, как следует. И о матери, которая безутешно рыдает уже вто-рой день возле одра отца, и о своей супруге, напуганной до полусмерти столь страшными событиями; она только-только стала привыкать ко мне, к нашей земле — и на тебе! даже с родителями познакомиться как следует не успела, парой слов нормально не обмолвилась, а я ее за дол-гую дорогу словам приветствия на нашем языке научил… Надо поду-мать и о том, как изловить татя по прозвищу Атаман — прозвище узнали от тех двух татей, которых задержал Сколот со своими спутниками — уже который раз покушавшегося на мою жизнь. Я не забыл того давнего похода по землям русичей и славян, того посольства, давшего мне воз-можность ознакомиться с родами и племенами не только союзных нам земель, но и иных, на которых проживают славяне — внуки и дети Дажьбога и Сварога, когда он под Воронежцем пытался достать меня стрелой… Подумать надо и о том, как теперь поступить со Сколотом и его друзьями, такими же татями по сути, как и Атаман со своей шай-кой… О сыне Бояне, которому было несладко без матери, умершей во время родов, хотя он ни в чем нужды не имел, оберегаемый княгиней; и вряд ли станет лучше… при мачехе. Мне о многом надо подумать… Да, о многом…
— Разумно, разумно, — поддержал его волхв Златогор. — Зараз вид-но, что говорит муж, князь, а не отрок. Да, тебе надо о многом пораз-мыслить, — подчеркнул он строго и назидательно, — и об отце, и о мате-ри, и о сыне, и о молодой супруге… Все так. Все верно. Однако, в пер-вую очередь надо поразмышлять о Руси, о вверяемом в твои руки госу-дарстве, большом и хрупком, требующем постоянной заботы и внима-ния. Тебе это ясно?
— Ясно. Мне, уважаемый волхв Златогор, многое ясно, — глухо и печально отозвался Бус. — Но я еще не князь. И не известно, изберет ли вече меня князем. Эх, как хорошо и спокойно жилось за отцовской спи-ной! — В порыве искренности воздел Бус кверху руки. — Ни забот, ни хлопот!.. Живи — и радуйся! Где был Сварог, где были остальные наши боги, когда вражья рука натягивала тетиву лука, что не уберегли кня-зя?!!
— Не богохульствуй! — строго и бесцеремонно оборвал крамольные речи княжича волхв и добавил, возвращаясь к начатой теме о выборе веча: — Пожелаешь — изберут! Никуда не денутся, — резче обычного ото-звался волхв, пресекая даже мысли об ином исходе веча. — Мы и род твой на что? А друзья самого князя Дажина, которых он над другими поставил?!! А лучшие люди? А дружина?.. Верно, Злат?
— Верно! — твердо поддержал волхва Злат. — Оповестим ближних, волю отца всем нарочитым и старшим людям, дружинникам передадим — вече и будет на нашей стороне. Это дело не впервой делается!
— Так князь… — начал было Бус.
— Князь свою волю выскажет… в любом случае… — заверил его волхв, не дав договорить фразы о сомнениях в волеизъявлении отца. — Не сомневайся! Ему в том даже смертное одро не помешает…
Разговаривая, споря и поддерживая друг друга, временами оста-навливаясь в ходе этой беседы, они меж тем дошли до комнаты Буса.
— Я к себе, — коротко бросил Бус, берясь за ручку массивной двери. — Буду в одиночестве думать, размышлять, вспоминать…
— Не забудь с отцом посоветоваться, — напомнил ему волхв, — когда судьбу Сколота и его спутников решать станешь.
— Не забуду.
— А то бы зараз и сходил, — посоветовал Злат. — Чего вола за хвост тянуть?..
— Сам прежде наедине поразмышляю, — остался при прежнем мне-нии Бус. — Потом и схожу к отцу.
Сказал и захлопнул за собой дверь.
Комната, куда уединился Бус, представляла собой одно из много-численных помещений княжеского дворца, такое же каменное, как и остальные, с двумя узкими окнами-бойницами, со вставленными в них узорчатыми рамами — шедеврами местных мастеров-плотников, остек-ленными чуть голубоватым, а то и зеленоватым стеклом, приобретен-ным князем Дажиным у тех же ромеев, которые, как говорили, покупали стекло у египтян, уже несколько веков изготовлявших его в своих мас-терских.
Стены комнаты были густо покрыты известью, отчего, даже в на-ступающем сумраке, выделялись белизной. Повсюду на них, на манер римских дворцов — Бусу можно было с чем сравнивать, всякого успел повидать за время странствий и походов — висело оружие. В основном мечи и щиты, но попадались среди них и копья: длинные пики и корот-кие сулицы, но обязательно все с железными наконечниками.
Перед окнами, так чтобы больше падало света, стоял на четырех ножках массивный дубовый стол с дубовой же столешницей, чисто вы-скобленной и вымытой. У стола, со стороны опять же окон крепкая ска-мья с высокой спинкой, на которой, при желании можно было свободно разместиться двум, а то и трем взрослым мужам. Вдоль глухих стен разместились широкие дубовые лавки, более похожие на диваны, с не-высокими спинками и изогнутыми поручнями по краям. На них можно было и сидеть, и, застлав, лежать, как на постели. При необходимости комната могла быть местом отдыха, и залом для совещания — размер позволял.
Пройдя через всю комнату, Бус устало опустился на край скамьи — сказывались треволнения последних суток. Оставшись наедине с самим собой, он мысленно перебрал в памяти множество важных, ярких, и потому хорошо запомнившихся событий из собственной жизни, а также и те, которые когда-то прошли обыденно, незаметно не только для ок-ружающих, но и для него самого. Но стоили потянуть нить памяти, как все они, и важные, и мелкие, зацепившись чем-то за важные, стали вы-плывать из глубин памяти на поверхность, то лаская, то печаля саму память.
Вот выплыло детство, шумное и веселое, полное ежедневных при-ключений и открытий, и вместе с ним молодая и задорная мать-княгиня, здоровый и сильный отец, не знающий устали ни в походах, ни в воин-ских состязаниях на городском ристалище, гнущий, как осенние листья, золотые и серебряные сольдо между пальцами.
Вот годы учения в храме Сварога у волхва Златогора, почти такого же молодого и сильного, как и родной отец. Игры с друзьями-одногодками, и их детские клятвы в вечной дружбе и помощи. «Инте-ресно, поддержат ли меня они на вече? — мелькнула в разрез общих вос-поминаний практическая мысль, коварная и циничная в своей простоте, которую он тут же прогнал, отбросил. — Прекрасная пора! Безмятежная и веселая».
Годы отрочества ознаменовались первыми боевыми походами. То-гда впервые были познаны вкус крови и победы. Ознакомительный, посольский поход по союзным землям славян и русичей, предложенный и организованный Златогором. Впрочем, не только союзным… Первая любовь и первая супруга Радослава… Сын Боян! Как коротко было сча-стье!.. В этом походе он впервые узнал о существовании сына казненно-го не без помощи его отца Дажина беловежского воеводы Ратца, тогда еще безымянного, безликого, но уже наполненного ядом мести к нему и его роду. Теперь у этого изгоя есть прозвище Атаман, и он по-прежнему представляет опасность, если не большую, чем раньше… Змее наступи-ли на хвост, но не вырвали жало — и она вдвойне опасна! В этом же по-сольском походе судьба свела не только с Радославой, но и Сколотом, судьбу которого ему предстоит решить. На каких весах взвесить оба деяния этого молодца, чтобы рассудить по справедливости? Что переве-сит: татьба или же его искреннее желание помешать злодеянию со сто-роны Атамана? Проще было бы и Сколота, и его товарищей предать смерти — и дело с концом! Если в палец ли, в длань ли, в тело ли попа-дает заноза, то ее удаляют. Вырвал — и делу неприятному конец! Вырвал — и боли в сердце уже нет! Но с другой стороны: повинную главу и меч не сечет! Как с этим быть? Вон волхв Златогор, проживший жизнь дол-гую и многотрудную, познавший не только Путь Прави и Яви, но и не-видимую для смертных стезю Нави, явно советует простить. Волхв мудр, он плохого не посоветует… Однако, и волхв не железный, хотя и железо ржа точит. Постарел он, стал поддаваться летам, размяк серд-цем… Нет уже прежнего Златогора, не только мастера слова, но и мас-тера меча и иных воинских премудростей, на которые ох как был он горазд в молодые и зрелые годы. Тогда бы он не посоветовал взять от-срочку для принятия решения в судьбе Сколота. Первым бы предложил вырубать крамолу под корень, чтобы и духу ее не было!.. Впрочем, от-срочка — что? Пустой звук. Пройдет — и не заметишь, а решение все равно придется принимать… И неважно какое…