Время бусово
Шрифт:
— Может… но как-то раньше не случалось.
— То раньше, а теперь… Ведь все когда-то вновь бывает.
— Гнев — хорошо, — не согласился с братом Бус, — но лучше, на мой взгляд, моя поездка в Белую Вежу за помощью. Тут и ко лжи прибегать нет причины, и скрытничать не надо будет. Ведь вполне естественно, что я за помощью обратился?
— Естественно.
— Тогда начнем готовиться… с соблюдением мер предосторожно-сти. Заводных коней заранее на путь следования вывести надо. По три на каждого всадника.
— Я распоряжусь.
— Вот и славно.
В этот же день воеводы
«Конечно, не ко времени князь покинул град, — шептались киярцы между собой, — да ведь не надолго. А с другой стороны — новые воины нам не помешают. Лишних воев никогда не бывает».
Никакого подозрения отъезд Буса с малой дружиной ни у кого не вызвал, даже такой факт, что среди дружинников появился новый гри-день-проводник, остался незаметным: мало ли у князя гридней…
Германарех давно проснулся, но вставать с нагретой за ночь посте-ли не хотелось. Да и рано было, рассвет только-только начал одолевать ночной сумрак, просачиваясь в плотно закрытые полы занавеса шатра. Тишина стояла первозданная. Ночные птицы и звери, намаявшись за ночь, тихо укладывались на отдых, дневные еще не проснулись и не огласили лес и его окрестности звонким щебетаньем и урчанием. Гер-манарех лежал, прижмурив глаза, на львиной шкуре, прикрытой шелко-вой простыней, между двух обнаженных наложниц — семнадцатилетней словенской княжной Милославой, стройной золотоволосой и румяно-щекой, разметавшей во сне свои волосы и точеные руки по подушке, раздобытой для него прибившимся к готам русколанским изгоем по прозвищу Атаман — мстительным и безжалостным к сородичам стари-ком, и шестнадцатилетней пышногрудой и пышнотелой Мартой — доче-рью вестготского ярла Алдониза, попавшего в немилость за резкость суждений и поступков. Молодые наложницы сладко посапывала во сне.
«Хороши куколки, — вяло подумал король готов о своих наложни-цах, — жаль убивать будет, когда натешусь… А убить придется, чтобы не повторилось позорное дело с русколанской княжной Лебедью — Сун-хильдой и родным сыном. Да, убить придется, хотя и жаль… красивые. — Подумав так, тут же одернул себя за случайный порыв сентименталь-ности. — Видать, старею, раз о жалости к наложницам вспомнил. Раньше такого не было. Не то, что чужих недочеловеков (хотя бы и с прекрас-ными юными телами) не жалел, о своих собственных детях не думал».
Но тут мысли короля переключились на другое: то ли послышался на самом деле, то ли причудился далекий конский топот и звон оружия. Германарех насторожился, даже дышать перестал, прислушиваясь. Но как не напрягал свой слух, больше ничего не услышал. «По-видимому, почудилось, — успокаиваясь и расслабляясь, решил он. — Кому вздумает-ся в такую рань в такую глушь скакать. Разве князю Бусу, — усмехнулся он про себя, — тот, возможно, пожелал бы нанести мне неожиданный визит, но он далеко. Небось, дрожит в своем граде от страха. Ну и пусть дрожит… Скоро отдрожится…».
Размышления Германареха вновь были прерваны. На этот раз от-четливым стрекотом сороки.
«Вот и рассвет пришел, раз сорока-стрекотуха проснулась, — ше-вельнулась мысль в поседевшей от многих и довольно бурных лет голо-ве короля готов. — Извещает стрекотом лесной народ о начале нового дня… Пора и самому вставать».
Германареху шел восемьдесят восьмой год, но, несмотря на воз-раст, а, возможно, именно из-за почтенного возраста, он рано вставал и делал утренний моцион по еще влажной от росы траве.
Подумать — подумал, но не встал, а продолжал лежать на постели рядом с юным и пышным телом Марты. Даже тогда, когда снаружи от-четливо послышался звон оружия, крики боли и отчаяния, непонятная возня, не сулящая ничего хорошего. Но вот в походный шатер, установ-ленный воинами на открытой солнечной поляне, покрытой разнотравь-ем и лесными душистыми цветами, без всякого предупреждения влетел, именно не вбежал, а влетел, не на шутку перепуганный воин личной охраны и дальний родственник короля, Зифрид.
— Повелитель, беда! Русы! Русы!..
— Да как ты посмел! — Начал было Германарех, не вставая с посте-ли и наливаясь злобой, не сулящей ничего хорошего неосторожному стражу. — Да как ты…
Но тут, по-видимому, до Германареха дошел смысл сказанного те-лохранителем.
— Что? Какие русы?.. Да не объелся ли ты мухоморов, как грязный берсерк? Откуда тут быть русам?!!
— Повелитель, русколане окружают ставку… — захлебываясь сло-вами, тараторил Зифрид.
— А охрана? — взревел Германарех, до которого наконец-то дошел смысл сказанного Зифридом, вскакивая с постели и одновременно шаря рукой в поисках одежды и оружия.
— Ой! — тоненько вскрикнула Милослава, которой Германарех то ли в спешке, то ли специально наступил ногой на лицо. Обе девицы проснулись от крика короля, и теперь, ничего не понимая, боязливо жа-лись друг к дружке.
— Та, что была на дальних подступах, по-видимому, уже посечена. Прозевали… — докладывал хрипло Зифрид. — Ближняя сражается. Но надолго ее не хватит?.. Повелитель, ради Одина, собирайся быстрее. Иначе…
Последних слов Зифрид мог уже не говорить. Германарех, громко ругаясь, вспоминая нехорошими словами всех богов, допустивших та-кой конфуз, спешно облачался не только в легкую повседневную одеж-ду, но и в бронь, также находившуюся в его шатре. В его руке матово блеснул меч, когда он направился к выходу из палатки, полог которой уже заботливо придерживал Зифрид.
В проеме шатра Германарех остановился и тяжелым взглядом об-вел тихо скуливших женщин.
— Прибить бы вас разом, да некогда, — буркнул он, разглядывая пе-репуганных и тихо скулящих наложниц, — чтобы врагу не достались. Да, ладно, живите, если удастся. — И покинул шатер.
Звон оружия, разгоряченные боем крики, посвист стрел слышались все отчетливей и отчетливей в утренней тишине леса, неумолимо при-ближаясь к королевскому шатру.
Германарех громко крикнул боевой клич, призывая к себе самых верных телохранителей и требуя коня. В считанные мгновения вокруг него образовалось кольцо из трех-четырех десятков конных воинов.