Время черной луны
Шрифт:
Девчонка смотрела прямо перед собой, длинные пальцы нервно подрагивали, а подсохшие волосы непослушными прядками спадали на лоб. Нет, определенно, он ее уже где-то видел раньше. Вспомнить бы где…
– У меня бессонница была. – Черные глазюки уставились на Монгола, губы дрогнули, – я уснуть не могла, просто лежала с закрытыми глазами, когда он вошел в палату.
– Кто – он?
– Доктор. То есть человек, одетый как доктор. Я еще подумала: «Странно, что он свет не включает, в темноте крадется». А потом свет сам зажегся.
– Как
– Не знаю, – девчонка пожала плечами, – взял и зажегся. Очень яркий свет. Мне даже показалось, что я ослепла. Я закричала…
Ох, похоже, прав Франкенштейн, у барышни с головой беда, свет у нее сам собой зажигается…
– Потом глаза открыла, вижу – доктор к двери пятится, а в руке у него шприц.
– Может, лекарство какое? – не веря больше ни единому ее слову, спросил Монгол исключительно ради поддержания беседы. – Погоди-ка…
Кофе сварился, осталось воплотить в жизнь коварный план по нейтрализации преступницы. Монгол развернулся так, чтобы из-за его спины девчонке не были видны манипуляции со снотворным, сыпанул порошок в одну из чашек и спросил:
– Ты кофе с сахаром пьешь?
– А вы?
С сахаром оно, пожалуй, надежнее, сладость перебьет вкус лекарства.
– Я только с сахаром.
– Тогда и я тоже, – девчонка ответила на его улыбку едва заметным кивком и продолжила: – На мой крик Петровна прибежала, санитарка, начала ругаться, маску с него сорвала, а он ее… он ей рукой в подбородок уперся и надавил… – Узкие ладони взметнулись вверх, точно не над обеденным столом, а над фортепиано. – Я хруст этот никогда в жизни не забуду…
И снова пальцы гостьи принялись отстукивать свой замысловатый ритм: что-то тревожное и завораживающее одновременно.
Монгол вздрогнул, потряс головой, прогоняя наваждение, и поставил чашки на стол.
– Твой кофе.
– Он ее убил и меня хотел убить, но, наверное, побоялся, что его увидят, поэтому убежал. А шприц уронил. Еще раньше, сразу, как свет зажегся. Я его подобрала.
– Подобрала? – Монгол подался вперед. – И где он?
– В кармане вашего пиджака. Не верите, можете сами убедиться.
Конечно, он не верит и, разумеется, сейчас убедится, что девочка все выдумала.
– Подожди меня, – Монгол решительно встал.
Шприц был – Лия не соврала. Пятикубовый, с защитным колпачком на игле, с взведенным поршнем, но совершенно пустой.
– Тут нет никакого лекарства, – он вернулся на кухню и положил шприц на стол.
– Он не успел меня уколоть, – девчонка сделала большой глоток кофе, – я точно знаю.
– Но шприц пустой, – Монгол отпил из своей чашки.
– Может, лекарство вытекло? – Еще один глоток.
– В шприце все равно что-нибудь осталось бы. И смотри – поршень взведен.
– Это что-то значит?
– У меня, к сожалению, медицинского образования нет. Но и ежу понятно, что если поршень взведен, а шприц пуст, то,
– А как же тогда?.. А зачем же? – Лицо девчонки сделалось недоверчиво-удивленным.
Самое время сказать, что вся ее история с врачом-убийцей – совершеннейший бред. Что нет никакого смысла набирать в шприц воздух. Что наверняка шприц она подобрала где-нибудь на территории больницы, для того чтобы подкрепить свой бред хоть чем-нибудь материальным. А еще неплохо бы сейчас потрясти как следует эту маленькую уголовницу, чтобы к приезду опергруппы выбить из нее чистосердечное признание. Монгол одним глотком допил кофе, изобразил на лице подобие сочувствия и спросил:
– Почему ты сбежала? Надо было дождаться кого-нибудь из персонала.
– Не знаю. – Черные глазищи вдруг затуманились слезами. – Мне велели уходить… я пыталась сопротивляться, но не получилось…
– Кто велел? – осторожно поинтересовался Монгол.
– Голос. Понимаете, меня словно в спину кто толкнул. Последнее, что помню, как подошла к открытому окну, а дальше – провал. Очнулась уже в парке на скамейке.
Нет сомнений, прав Франкенштейн, клиника налицо: и голоса, и провалы в памяти. Бедная девочка, вот во время одного из таких провалов она санитарку и убила. А с сахаром он, кажется, переборщил, кофе получился уж слишком приторным.
– Ты мне не веришь, – Лия не спрашивала, она утверждала. Смотрела в упор осуждающе и с ненавистью. Что-то там говорил Франкенштейн про колюще-режущее? Еще, чего доброго, разобидится и с ножом кинется. – А я не вру! – Девчонка вскочила с места.
Что-то уж больно она прыткая, снотворное должно было уже подействовать…
– Спокойно, никто не говорит, что ты… – Монгол попытался встать. Пол под ногами угрожающе качнулся. Чтобы не упасть, пришлось вцепиться в столешницу. Черт, да что же это такое?..
– Я поменяла чашки, – девчонкино лицо, искаженное гримасой отвращения, приблизилось почти вплотную, черные глаза расширялись-расширялись, пока не сделались огромными, в пол-лица. – Я думала, что ты хороший, думала, поможешь…
– Тебе лечиться…
Глазюки в пол-лица начали светлеть, расплываться.
– Ненавижу… – щеке вдруг стало горячо – эта шмакодявка его ударила…
Кухня поплыла, пол больше не качался, пол стремительно приближался.
А колюще-режущее он ведь так и не убрал…
Ванная комната была просторной, сияла начищенным кафелем и хромом, соблазняла джакузи нежного бирюзового цвета. А еще в ванной висело большое зеркало, а в зеркале виднелось отражение. Сначала Лия себя не узнала. Разве можно так сильно измениться всего за какие-то сутки? Она и раньше-то красавицей не была, а сейчас… Волосы грязные, слипшиеся от крови, на лице царапины, на шее синяки от лап Циклопа и… рот наполнился горькой слюной, к горлу снова подкатила тошнота – медальон исчез.