Время дождей
Шрифт:
«Богоматерь «Оранта», — определил Ненюков, — «Боголюб-ская»? С выставки?
— …Дежурная велела, чтобы срочно. Сказала, им еще белье в номере менять.
Все свободное население Клайчева поднялось на Холм, особенно много было детей. Ракеты, запускавшиеся с шоссе, привлекли людей из соседних сел, в связи с чем пришлось увеличить милицейский наряд, обеспечивавший порядок в районе замка. Закрыт
Возвращаясь, Кремер сделал изрядный крюк, чтобы обогнуть оцепление. Окрестные улицы перегородили «фурманки», пахнувшие свежеструганым деревом, с солдатами на козлах. Вдоль панелей тоже стояли солдаты в серой форме, жандармы с собаками в намордниках, на строгих ошейниках — парфорсах. Пока шли съемки, Клайчево жило памятью страшных дней сорок четвертого.
Кремер шел не спеша. Боковые улочки были пусты. В магазинах, окружавших площадь-перекресток, казалось, не осталось ни одного посетителя, кафе с металлическим петухом над входом было закрыто, у автостанции толпились только пассажиры междугородных автобусов.
Автобусы отправлялись в Сваляву, Криву, Ясиню, Воловец, названия эти бессчетно повторялись в звучаниях, возвращавших словам их первозданный смысл: «Крива», но «Воловёц», «Ясиня», «Свалява».
На сквере, позади бывшей ратуши, сидело несколько пенсионеров-филателистов. Кремер на ходу заглянул в кляссеры: шиллинговый Ньясаленд, Остров Вознесения, голубые Бермуды с надпечатками.
Кремер подходил к замку, когда из-за угла неожиданно выдвинулась фигура, в форменной шинели с белой портупеей, и кобурой, Кремер замедлил шаг.
«Наверняка остановит, предложит открыть портфель…» — подумал он.
Еще не поздно было повернуть назад либо повторить прием, использованный в Москве, на Ярославском вокзале, но в условиях маленького Клайчева и то и другое было чистым безумием.
Как зуммер, предупреждающий об опасности, заныла рука, будто в портфеле лежала не высохшая за четыре столетия икона, а был он до самого верха набит гирями или гантелями.
«Бесславный финал, — Кремер окинул взглядом стеклянные стены гостиницы, — глупее трудно придумать!»
Неожиданно в вестибюле, как в аквариуме, показалось лицо новоиспеченного администратора. Бывший кассир-смотритель появился на крыльце.
— Кремер! Срочно в двести десятый!…
Это было спасение. У сержанта был такой вид, словно у него на глазах сорвалась с крючка огромная рыба. Момент был упущен.
— От следователя приходили!
Кремер поспешил в вестибюль, милиционер так и не успел его остановить.
— В двести десятый?
— Второй этаж, — рядом с Буториным стояла дежурная, дальше, у конторки, на высоком вертящемся табурете, покуривала Вероника.
— «Богоматерь Боголюбская» нашлась, — сказала Вероника, — поднимитесь в номер к Антонину Львовичу!
— Разве Терновский здесь?
— Он в Мукачеве, а икона здесь, в номере.
— Да, да…
Он вернулся к себе, приоткрыл балконную дверь. Весна несла туман и обещала грозу, приближалось время дождей. Кремер только мельком взглянул вокруг. Уже уходя, он переложил браунинг из куртки в карман пиджака.
Веронику, Шкляра, Мацуру — всю компанию Кремер нашел в вестибюле. Старичок администратор тоже был здесь, он понимающе мигнул Кремеру:
— Ну и дела творятся, пречиста дева! — Старичок зажал в кулачке трубку, выпустил несколько колечек, похожих на мыльные пузыри. — Как вам работалось?
— Заканчиваю главу… Последнюю!
— О наших событиях там будет?
— Только рыбы, птицы…
— Звери, — вмешался Пашков, в голосе слышалась плохо скрываемая неприязнь. — Почему не иконы? У вас познания в древнем искусстве… — он засмеялся, обращая все в шутку.
— Одних ты подозреваешь, Володя, — сказала Вероника, — других выводишь на чистую воду… Милиция знает, что твои часы нашлись?
Пашков покраснел:
— Наверное.
— Вас можно поздравить? — спросил Мацура.
— Кажется, их подобрали у источника… Собственно, мне не сообщили.
— Нашлись! Вместе с Володиным полотенцем. Знаете, как это бывает? — Вероника расставила точки над — Преступники после краж обычно идут к источнику, оставляют краденые часы, полотенца… Так? — Тяжелая, с высоким начесом голова делала Веронику крупнее. — Или их унес Антонин Львович?
Шкляр не дал ей продолжать:
— Мы хотели идти. — Он повернулся к дверям.
Кремер вышел на крыльцо вместе с художником и его подругой. Давешнего сержанта у гостиницы не было. Туман рассеивался, все небо оказалось затянутым тучами.
— Покой! — Шкляр показал рукой в сторону замка: стена была тех же тонов, что и стволы сосен, тишина и неподвижность царили в углу парка. — Замечали? Только сосны по-настоящему передают ощущение спокойствия. — Кремер случайно взглянул на Веронику, она внимала затаив дыхание. — Ели, напротив, тревожны…
В глубине вестибюля Кремер увидел Пашкова и Буторина, они стояли рядом и смотрели в его сторону. Чутье подсказало Кремеру, что бывший смотритель-кассир и экскурсовод говорят о нем — они сразу замолчали, едва он обернулся.
Пора было возвращаться в номер.
— Балкон открывать рано… — начал Шкляр.
К гостинице приближались двое, одного Кремер уже видел — пухлого, с тусклым металлическим блеском во рту.
Пухлый кивнул Веронике и показал спутнику на Шкляра. Кремер обратил внимание на повернувшееся к ним тяжелое невыразительное лицо.