Время дождей
Шрифт:
Старичок, должно быть, кивнул, потому что Мацура продолжил:
— Заметьте тонкости, так сказать, по линии бороды. «Круглая», «едва показавшаяся», «раздвоенная»… Но даже поставленный в эти жесткие рамки Тордокса писал Апостола Петра особо, на что искусствоведы обратили внимание. До смешного мало людей разбирается в этом! — крикнул он Кремеру в ванную комнату.
— Я могу узнать Спасителя, — сказал старичок, — по надписи «Вседержатель»…
— У Спасителя по меньшей мере двадцать имен: «Заступник»,
— У них спокойная жизнь…
— Но вы пишете, что их залавливают вместе с хозяевами, к которым они прилипли, и поднимают вместе на палубы. Согласитесь, это не очень-то спокойно.
— Это происходит сравнительно редко, — вернувшись к столу, Кремер разлил коньяк, — чаще прилипалы свободно плавают в поверхностных слоях очередного «хозяина»… Будьте здоровы!
— Сервус! — Старичок смело сделал крошечный глоток. — Чудесный коньяк! Прости, пречиста дева!
Мацура выпил не морщась. Кремер со стаканом вернулся к умывальнику.
— Запивать вредно! — предупредил из-за стола Мацура.
— Привычка! — Он хотел вылить содержимое стакана в раковину, но передумал — запах распространился бы по помещению, перелил в пластмассовый стаканчик с зубной щеткой и выпил воды. Вода была с сильным привкусом железа и совсем не отдавала хлоркой.
— Перстосложение! — продолжал Мацура. — Большой палец художник клал на конец безымянного, а мизинец сгибался еще больше, чем безымянный…
Войдя в комнату, Кремер увидел, что старичок администратор из последних сил борется с дремотой, а Мацура ходит от стола к окну.
— Хочет Ассоль Сергеевна или нет, «Суд Пилата» написан Тордоксой…
Так Марк Катон Старший заканчивал будто бы каждое выступление в сенате: «Впрочем, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен».
— Обед! — негромко пропела официантка в коридоре. Она несла судки в угловой номер.
— Обе-е-ед! — пропела она еще раз.
Мацура посмотрел на часы.
— Пойдете?
— Я плотно завтракал, — сказал старичок, — манный пудинг да еще свеклу и кисель.
— Тогда до ужина. У меня режим.
Администратора развезло, Кремер отставил бутылку.
— Не хотите отдохнуть?
— Нисколько.
— Завтра и мы уедем, приедут другие…
Старичок высвободил из рукава тонкое, как у подростка, запястье.
— Объясните, что против вас имеет Пашков? Сейчас встретил меня и Мацуру в коридоре. Спрашивает, читали ли вы хоть один рассказ Кремера. Мацура не читал. Володя говорит: «Я иду из библиотеки, там о нем тоже не слыхали…»
— Удивительный человек! — Кремер усмехнулся.
— Вот именно. Разве всех писателей запомнишь?
Кремер и раньше замечал: воззрения старичка администратора страдают неким механицизмом. Рассуждения о крупных и мелких мошенниках, например. Он раскладывал явления на простейшие составляющие и рассматривал вне связи с целым. Вот и сейчас было непонятно, как он вернется к главному: «Писатель ли Кремер?» Но он вернулся:
— Володе обещали срочно навести справки по телефону в Библиотеке Ленина в Москве. Завтра придет ответ.
— Прекрасно, — кивнул Кремер. — Теперь он успокоится. На Перевале ничего нового?
Старичок с радостью сменил тему.
— Слушайте, — он показал на бутылку, — а не ударить ли нам по второй? По случаю дурной погоды. Преступники, наверное, тоже сейчас в окна поглядывают: посты ведь могут снять…
С контрольно-пропускных пунктов, получивших приказ наблюдать за «Москвичом», в котором выехал Шкляр, не поступало никаких известий. Междугородная молчала.
Несколько раз Ненюков принимался читать Сенкевича, ходил по номеру, ворошил оставленные Гонтой фотографии Хаазе Альзена Младшего. Эрдельтерьер смотрел круглыми удивленными глазами, наклонив под углом квадратную морду.
«Не ошибся я, приняв историю с лотерейным билетом за отвлекающий маневр Спрута?» — подумал Ненюков. Он позвонил старшей по смене на междугородную.
— Вы имеете представление о том, что происходит в горах? — спросила старшая.
— Не очень.
Она смягчилась:
— Советую подойти к окну.
— Вы имеете в виду грозу?
— Бурю! Когда кончится, я сама позвоню.
Однако вместо междугородной около двадцати трех позвонил Молнар. Голос был тоньше комариного писка.
— Не слышу. Говорите громче! — крикнул Ненюков.
Так ничего и не разобрав, он положил трубку.
Еще несколько раз раздавались звонки, Ненюков снимал трубку, связь вышла из строя основательно.
В начале первого в номер постучали — приехал Молнар с инспектором розыска.
— Связаться с вами невозможно, — он снизу вверх встревоженно смотрел на Ненюкова. Черноглазый инспектор, вызвавший в свое время неприязнь Поздновой, наоборот, чувствовал себя необычайно уверенно, неизменную замшевую кепку он нес под мышкой. — Последние новости! Звонок в милицию анонимного доброжелателя…
«Началось! — понял Ненюков. — Контригра Спрута».
— Художник продал фальшивый лотерейный билет.
— Шкляр?
— Получил задаток. В случае обнаружения подделки Шкляра ждет… Впрочем, вы и сами не хуже меня знаете, что его ждет. Дежурный тянул время, просил уточнить. Трубку повесили.
Установлено, что звонили из автомата от кинотеатра «Верховина».
«Но лотерейный билет ведь действительно фальшивый», — подумал Ненюков.
Он вышел в коридор. Дежурная по этажу безуспешно боролась со сном.