Время дождя

Каршева Ульяна

– Но почему сейчас? – поразилась Сашка. И погладила его руку. – Я хочу... Но мне кажется, что лучше это сделать после того, как уберём из города цвергов с шаманами.

– Алекс, есть ещё одно, из-за чего я хочу обручения именно сейчас. – Доран покусал губу и, собравшись с силами, сказал, глядя ей в глаза: – Я страшусь, что ты исчезнешь. Что ты явилась сюда только для того, чтобы выполнить предназначение. Когда я понял, что люблю тебя, я испугался, что не успею сказать тебе об этом. Поэтому я прошу принять от меня обручальное кольцо, Алекс.

Вот почему он так похудел в последнее время! Вот почему был хмурым и печальным! Он боялся того

же, что и Сашка! А это значит...

Сашка взглянула на осунувшееся лицо, на тёмные вихры, почти закрывающие встревоженные глаза, и немедленно протянула ладонь, слегка раскрыв пальцы.

– Доран, я согласна на обручение. Я хочу быть твоей невестой! Но почему ты думаешь, что полюбил меня? Всего несколько дней...

– Да, полюбил, – упрямо взглянул на неё Доран. – Я отчётливо это понял однажды, когда оглянулся, а тебя рядом не оказалось. Потом нашёл тебя. Ты стояла в коридоре с телохранителями, договаривалась о тренировках. Но я испугался. За тебя. Нет! – заторопился он, словно боясь, что не успеет высказаться, и она рассердится. – Нет, я знаю, что ты сильная и смелая. Я и тогда это понимал, когда оглядывался и искал тебя. Но пока тебя рядом не было, я почувствовал пустоту. Как будто ты не просто вышла, а забрала с собой часть меня. Поэтому я твёрдо решил: за день до этого дела я попрошу твоей руки.

Понимая, что должна сказать хоть что-то, Сашка ответила:

– Но я-то не могу пока сказать, люблю ли тебя. Понимаешь, я ещё не думала об этом. Мне просто всегда было хорошо рядом с тобой. Если тебя устроит такая неопределённость в моих чувствах...

– Устроит, – прервал он её сумбурный, неуверенный лепет. – Если тебя не покоробит моё положение бездомного.

– Не прибедняйся! – вымученно засмеялась Сашка, стараясь не расплакаться: столько странных чувств она ещё никогда не испытывала, а уж того, что сейчас ощущала идущим от Дорана, – тем более. – Только вспомни, что я тебе могу предложить. Ни-че-го!

– А при чём тут ты? – удивился Доран. – Я же мужчина! – И вдруг вскинул глаза: – В твоём мире, наверное, всё по-другому.

– Всяко бывает, – вздохнула Сашка, любуясь колечком на пальце – узкая полоска то и дело покрывалась отблесками маленького прозрачного камушка. – А я? Как же я предложу тебе кольцо? У меня ведь нет.

– Есть, – отозвался Доран и протянул ей второе кольцо. – Это семейное. Мы давали невестам это кольцо, чтобы они надевали его нам – мужчинам рода.

Она улыбнулась его "мы" и, тая дыхание, надела ему кольцо на палец.

Он глянул на кольцо, потом на неё и смущённо сказал:

– После обручения у нас... – Он закусил губу, а потом махнул рукой. – Ладно. После обручения жених предлагает невесте пройти круг в танце.

Она вспомнила, как завистливо он смотрел на танец Эйлилла и Кэйтрии, и кивнула. Пусть музыки не было, но они танцевали что-то в ритм, слушая друг друга. Сашка вспоминала, как девушка-эльф кружилась под рукой Эйлилла, как дотрагивалась до его плеча, прежде чем снова отпрянуть от него. И сама кружилась так, ведомая рукой Дорана, как будто всю жизнь танцевала эти танцы под неслышную другим музыку.

И остановились они, только после того как увидели стоящую у двери Кэйтрию, которая озадаченно хлопала на них глазами.

Двадцать пятая глава

Сашка рисовала силуэт чёрного шамана на фоне самшитовой изгороди. Очень боялась отвести взгляд от мольберта, так как в кустарниках

неожиданно засело прилично много народу: здесь и Доран с Эйлиллом, и орки, и леди Аэринн, которая в мужской одежде выглядела реально парнем, да и, кажется, чувствовала себя в этой одежде как-то уверенней, и целая куча деловых молодчиков в чёрных плащах с капюшонами. Как выяснилось, их привёл Эйлилл. Доран волком было глянул на него, а Эйлилл только развёл руками: «Пришлось доложить начальству (кивок почему-то в сторону девицы-эльфа), а оно – вот! Что я мог сделать?»

Вечер играл тяжёлым жёлтым отсветом заходящего солнца. Ночь явно обещала быть безоблачной, звёздной, холодной. Последние отблески заходящего солнца неплохо освещали и мольберт, и окрестности, ограниченные для Сашки самшитовой изгородью по периметру сквера.

Стараясь забыть о часе Х, Сашка вспоминала всё, что угодно, лишь бы не думать о предстоящем. Вспоминались "домашние" мелочи. Например, вчера, перед сном, она спросила Кэйтрию, почему та прибежала в номер к Дорану. Девушка-эльф ответила с улыбкой: "Я же помню, какая репутация у Дорана. Вот и испугалась за тебя! Уж не знала, что подумать! И боялась войти – а вдруг неудобно будет? А вы – танцуете!" Или думала о мольберте, о котором чуть не забыли и сколотили самый грубый из необструганных даже деревянных реек в самый последний момент.

А ещё она, не глядя на кусты, прислушивалась к ним. Среди насторожённости и боевого ожидания время от времени улавливала струйку тёплого беспокойства. Доран. К этой струйке, слабой, но ощутимой, хотелось прислушиваться постоянно. Жаль, что нужно сосредоточивать внимание на иное.

Стемнело внезапно. Вроде всего лишь раз моргнула, а уже тучи набежали, а потом быстро подступил мрак – до степени "хоть глаз выколи".

Сашка поспешно зажгла на верхнем углу мольберта огонёк – чисто магический, то есть не сжигающий, а лишь освещающий. Он должен был осветить хотя бы лист на мольберте. Сашка же не зря тренировалась на самых примитивных бытовых заклинаниях. Научилась-таки вкладывать силу соразмерно. Но огонёк появился раз – и пыхнул, погас, и темнота вокруг стала ещё черней. А Сашка-то упрямая, да и не поняла сразу, почему освещение быстро исчезло. Да ещё вроде бы как к месту вдруг вспомнилась лекция из последних, где преподаватель рассказывал о геопатогенных зонах, где личная магия может проявляться по-разному – порой слишком слабо, а порой – наоборот.

А потом – дошло, и Сашка со страху еле удержала в руках кисточку. Нет, выписывание зловещей тёмной фигуры (как и любой другой) в таком мраке невозможно – это каждый бы понял, Так что нечего притворяться. Глупо продолжать. Но можно громко и сердито пробурчать, обращаясь к мольберту:

– Да что ж такое! Осталось-то всего ничего дорисовать! Откуда только эти тучи взялись? Неужели здесь место такое гадское? Геопатогенное? Ой, блин... Ещё и дождь! Всё, пора отсюда сматываться! Раз не рисуется – делать мне здесь больше нечего!

Она закинула в котомку, взятую "на дело" у Дорана, миниатюрную палитру и протянула руку к листу на мольберте, по которому уже нещадно шлёпали крупные капли дождя – не просто уничтожая высокую тощую фигуру, но заставляя её таять, оседать. Пытаясь разглядеть, что там, с рисунком, Сашка чуть не носом сунулась к листу, машинально оглаживая капюшон на голове ладонью и сбрасывая с него горстями дождя. И застыла – ссутулившись от напряжения, помимо воли напрягая глаза на нечто за верхним краем мольберта.