Время гарпий
Шрифт:
Он с интересом просмотрел брошенную Каролиной книгу, где, кроме романа «Ребекка» было несколько рассказов Дафны дю Морье. Решив сходить на массаж, он, зная, что иногда у кабинета приходится немного подождать, взял книгу с собой, потому что Каролина решила совершить верховую прогулку.
— О! Отличный выбор! — сказала женщина, сидевшая напротив него в холле крыла спа-процедур. — «Ребекка» — не просто самый известный роман Дафны дю Морье, не просто книга, по которой снят культовый фильм Альфреда Хичкока. Не просто произведение, заложившее стилистические основы всех «интеллектуальных триллеров» наших дней…
— Вообще я такие вещи не люблю, — откровенно признался Мылин. — Но здесь отчего-то увлекся…
— Из-за общего увлечения? — мелодично расхохоталось дама.
Мылин с интересом взглянул на нее, безуспешно пытаясь понять, сколько ей лет. Он ни разу не видел ее в отеле, иначе навсегда бы запомнил ее холодные яркоголубые глаза, оттененные густыми длинными ресницами. На ней было надето свободное черное платье с золотой окантовкой. Мылин уже неоднократно встречал подобные платья на женщинах, крой которых в последнее время приобретал особую популярность. На них не было вытачек, они свободно струились по фигуре. Это было большое полотнище, прихваченное по бокам и с отверстием для головы. Под грудью корпус женщины охватывала сложная шнуровка каким-то витым золотым поясом так, что свисавшая с плеч черная ткань была похожа на большие крылья с жестким оперением.
— Как вас зовут? — выдохнул Мылин вопрос, который ни в коем случае не следовало задавать в стенах отеля.
— Меня зовут Подарга, — ответила женщина просто.
— Очень приятно, — машинально ответил Мылин.
— Все зависит от обстоятельств, — неопределенно ответила она.
Ее головка с густыми курчавыми черными волосами была бы удивительно прекрасной, если бы карминовые губы безупречного очертания, время от времени растягиваясь в улыбке, не обнажали ряд узких длинных зубов. Мылину даже пришло в голову, будто их было раза в три-четыре больше, чем у обычной женщины. Но то, что сидевшая напротив красавица была необычной, он понял сразу, с одного беглого взгляда на ее фигурку, отливавшую золотом с чернью.
Необычным был и золотой ободок, венчавший ее головку, мерцая жирным блеском настоящей древней драгоценности. С внутренним разочарованием Мылин понял, что как бы высоко он не взлетел, он никогда не сможет сходу определить стоимость таких украшений в валюте.
В ее ушах покачивались крупные грушевидные сапфиры, преломлявшие падавший на них свет — жирным ультрамариновым блеском. А от ее нежного личика, светившегося в полумраке холла, невозможно было оторвать глаз, если бы не длинный узкий язык, которым она постоянно облизывала свои зубы, больше похожие на острые иглы.
Вначале Мылин, глядя на новую знакомую, даже подумал, не поторопился ли он с Каролиной, купив перед Новым годом бриллиантовое кольцо, чтобы перед отъездом сделать ей предложение. Сколько бы он смог достичь, будь рядом с ним такая царственная женщина, за плечами которой, укрытыми большими черными крыльями, вставали века власти. Причем власти настоящей, неподдельной, не прикрытой фиговыми листками рассуждений про демократию, всеобщее благо и назревшие реформы. Он чувствовал, что она, не задумываясь, возьмет то, что ей захочется, и бросит без сожаления, если это окажется ей ненужным.
Он уже предвкушал, как с такой необычной спутницей покажется в театре, поставив на место всех своих «балерунов», у которых навсегда отпадет охота говорить ему неприятные вещи и злословить за спиной.
Неожиданно дверь, у которой сидел в ожидании Мылин, распахнулась, из нее вышел мужчина с полотенцем на шее. Подарга медленно поднялась с дивана напротив и призывно протянула к нему руки. Мылин понял, что дама явно «не его романа» и с каким-то удивлением почувствовал в себе крайнее облегчение от одной этой простой мысли.
Увидев ее, мужчина вдруг больно вцепился ему в плечо, а с его лица сползло выражение крайнего блаженства, которым он светился минуту назад.
— Это ты? Уже? — беспомощно прошептал он, причиняя боль Мылину, пытавшемуся убрать его руки со своего плеча. — Так скоро?
— Да, уже пора, — мягко ответила Подарга, подходя к нему.
Властным движением рук она будто что-то выдернула у него из-под ног так, что он едва устоял на ногах. Лицо мужчины сразу посерело и обмякло, он отпустил плечо Мылина и безвольно позволил Подарге взять себя под руку. Она почти бережно его подхватила и повела к выходу из холла. Мужчина шаркал ногами, как тяжело больной, с недоумением оглядываясь вокруг.
Вечером Каролина с огромным разочарованием заметила ему, что ее планы на ужин срываются. Самый главный нефтяник или газовщик неожиданно выехал из отеля, даже не отобедав. По словам Льва Ивановича, ему стало плохо, за ним приехала какая-то дальняя родственница.
Мылин в ответ лишь пожал плечами, чувствуя, как ноет левое плечо, за которое хватался нефтяник, увидев свою странную родственницу. На ночь он теперь читал новеллы Дафны дю Морье из книги, принесенной Львом Ивановичем с целью просвещения Каролины.
Поздней ночью, когда она безмятежно спала, образы взбесившихся птиц, пожиравших людей, казались ему удивительно реальными. И при этом он никак не мог избавиться от странного ощущения, что за многими сюжетами книги стоит женщина, подобная Подарге, просто Дафна дю Морье откровенно боялась прямо говорить об ее непосредственном участии. От этого все сюжеты приобретали необъяснимость, недосказанность, неопределенность.
Первым он прочел рассказ «Птицы», вспомнив, как поразился тому, что от праздничного стола, встретив Новый год с небольшим фейерверком возле отеля, большая часть гостей отправилась в кинозал смотреть одноименный фильм Хичкока, где огромные черные птицы нападали на людей. Тогда ему пришло в голову, что перед тем, как убить человека окончательно, птицы будто крали его душу, выклевывая не просто глаза, но «внутреннее зрение», которым человек воспринимал окружающий мир.
Поступки героев фильма становились все более сюрреалистичными, им хотелось жить, но вокруг их гибли и пропадали люди. Они смотрели на пустые дома, не испытывая ни жалости, ни сострадания, погруженные в тяжкие заботы выживания. Как в войну, они ждали помощи армии, но до спасения еще надо было дожить. Однако, когда это спасение все же приходило, зрители понимали, от героев, переживших этот ужас, давно осталась одна видимость, пустая оболочка.
В рассказе, в отличие от фильма, где были заняты вполне взрослые люди, речь шла о семье фермера Ната, впервые столкнувшегося со странным поведением птиц, когда они ночью набросились на его спящих детей. И как только Мылин дочитал до борьбы фермера с птицами, он тут же услышал знакомый смешок женщины с черными крыльями: «Все зависит от обстоятельств!»