Время гарпий
Шрифт:
И в тот момент, когда у ее мучителей явно иссякла фантазия, она не могла не заметить, что все «следственные» и «правоохранительные» мероприятия в отношении нее свелись именно к тому, к чему она сама всегда стремилась всей душой. Они явились с обыском, когда ее покинула надежда достичь какой-то известности, прочного положения, а жизненные обстоятельства давили так, что иногда она думала, что литература осталось для нее почти забытым прошлым. Это не позволяло ей освободиться от всех своих многочисленных работ, чтобы полностью посвятить себя новому, большому, еще неведомому ей роману. Этот роман назревал вокруг нее странными происшествиями и совершенно
Отдав все силы последнему роману, которому вновь не позволили дойти до широкой публики, она боялась, что все ее усилия уйдут в песок. Новый роман потребовал бы полностью выпасть из своего времени, из своей жизни, от которой и так оставалось все меньше. А, пока она не решалась начать новый роман, это сделали за нее правоохранительные органы, вырвав из устоявшегося течения жизни. Небольшую проблему с иссякавшей линией жизни решили часы с львиными лапками, как бы проиграв ей необходимое время в карты.
Да, денег не было совсем и не предвиделось в обозримом будущем, но она сама оказывалась в полном распоряжении взбунтовавшегося вокруг нее времени.
…Сюжет романа никогда не представлял особой проблемы, его подсказывала сама жизнь. Для нее сюжет представлял собой лишь совокупность мыслей, чувств и поступков героев на определенном отрезке времени, которому они полностью соответствовали. И ее творческим принципом всегда была мудрая фраза, казалось бы, не имевшая никакого отношения к литературе — «Всему свое время». Но, точно выверяя каждую деталь, даже в самой смешной своей сказке она старалась точно отражать пусть самый незначительный момент времени, зная, что именно время является главной возможностью любого действия. Стоило времени продвинуться чуточку дальше, как многие возможности исчезали, зато появлялись совсем другие, которые надо еще увидеть и осознать.
Как она любила наблюдать завязку новой истории, строго разделявшей героев на тех, к кому с надеждой тянулись человеческие сердца, и на тех, кто пытался всячески помешать счастливому концу, навсегда остановив время.
Каждая история, хотя бы краешком коснувшаяся ее, превращалась в фарс, стоило ей сказать хоть одно слово по поводу. Персонажи вдруг начинали действовать так, как им самим казалось наиболее нормальным. Они решали, что их единственная и неповторимая жизнь — самое важное во Вселенной. И уж раз никому они старались не делать ничего дурного, ни в чью душу не лезли с очередными «изьмами» то и норму в их жизни определяли три сестры-мойры, а не органы правопорядка.
Она видела, как радостным фейерверком вокруг взрывалось время, стоило ее героям заявить о своем конституционном праве на счастливый конец, когда вокруг им терпеливо объясняли, что в условиях экономического кризиса и переходного периода к рыночной экономике им надо бы вести себя несколько скромнее. Им следовало терпеливо переживая очередные трудности, созданные теми, кто признан в качестве образца психической нормы.
Финал становился для нее самой важной частью любого произведения. Счастливый конец должен был дать читателю надежду на справедливость и веру в жизнь. Она не признавала «открытые концы» или недосказанность в финале. История должна была остаться завершенной, остаться прошлым, чем-то пережитым.
Написать трагический финал труда не составило бы. Но когда время остановилось, сдвинуть с места его мог даже не финал, а лишь неожиданный бурлеск, цирковой парад-алле всех героев персонажей.
И мало кто понимал, каких усилий стоило помочь героям выстоять и дойти до своего счастливого конца. За каждый такой финал ей приходилось расплачиваться какими-то своими надеждами, мечтами и желаниями, чтобы сбылись надежды читателей.
«Да, всегда подменяется лишь конец!» — думала она про себя, вновь испытав тянущую тоску от самой мысли, сколько подмененных концов историй ей придется заново дописать.
— Мам, а почему у тебя в холодильнике коньяк киснет? — однажды подозрительно поинтересовалась у нее младшая дочь. — Коньяк же не охлаждают! Ты его в качестве прохладительного напитка стала употреблять? Ну, ты даешь!
Наверно, это вообще не соответствовало никаким представлениям о норме, но аждый вечер, стоило зазвонить скайпу, она брала заветную рюмку конька и, согревая его в своих ладонях, медленно отхлебывала янтарную жидкость, глядя на монитор, где светились четыре окошка со скульптурными аллегориями четырех старших муз: Каллиопы, Клио, Урании и Эвтерпы. Кроме скрывавшихся за этими никами подруг, с которыми она познакомилась в своем блоге, никому из знакомых в ее реальной жизни она не смогла бы рассказать даже о рюмке коньяка, не говоря уж о требовании некой Атропос посреди Вселенной. Она с трудом заставила себя сказать об этом Анне, когда они в очередной раз брели с ней после суда домой.
— А я вам верю! — неожиданно заявила Анна. — Мне вот тоже не хочется, чтобы подумали, будто я сама такая же ненормальная, но я точно эти часы во сне видела! У меня все кольца из этого сна! Я и блог ваш нашла, потому что хозяйка у этих часов мне сказала, будто я тоже настоящая муза по имени Клио.
— Мы такое не будем дома и в суде говорить, там же все подслушивают, — испугалась Каллиопа. — Нам теперь надо подумать, как найти Уранию и Евтерпу.
— Мы такое, конечно, в суде не скажем, — согласилась Клио. — Но раз нам такое условие поставили… куда деваться? Надо собирать круг старших муз! Только это уже часть вторая нашей уголовной статьи, это уже будет «создание экстремистского сообщества».
— Может, тогда не надо? — заволновалась Каллиопа. — В суде и так на тебя все волками смотрят… В особенности, когда ты доказала им, что экстремизмом без государственной поддержки заниматься нельзя.
— Да они же очень нормальные! — с раздражением заметила Клио. — Такие нормальные, что единственное, что им придет в голову после моего доказательства — выгнать вас с работы. Вы видели их крысиные личики? Вы такой же стать хотите? А я хочу радости и счастья! И не думаю, что мое желание является уголовной мотивацией, если для этого мне совершенно не надо никого уничтожать. Поэтому двух таких же ненормальных мы найти сможем.
— И что мы им скажем? — растерялась Каллиопа.
— В духе времени! Скажем, приезжайте к нам на огуречные чтения, у нас коньяка — море разливанное! Я в прошлый раз воронку купила, у вас воронки в доме нет. Потом из вашей рюмки коньяк в бутылку выливала.
— И что? — заинтересовалась Каллиопа.
— Экстермент… тьфу! Эксперимент дал положительные результаты, — подмигнула ей Клио. — Коньяк даже утром никуда не исчез! Вам с такой рюмкой целый митинг собрать можно. Революции только так и устраивают, между прочим. Вначале грабят спиртовые склады, а потом происходит политическое озарение масс.