Время гарпий
Шрифт:
Она отвернулась от окна и подошла вплотную к мальчику, который понял, что не может сдвинуться с места. Наклонившись к самой его щеке, она тихо зашептала, обдавая его горячими волнами своего дыхания: «Почему ты не разгромил ее на уроке с идейной точки зрения? Почему ты подошел ко мне? Ты бы сделал этот шаг в дедушкин кабинет и без меня, но понял, что перед этим, надо что-то сделать с самим собой, окончательно и бесповоротно. Ты сейчас пытаешься выгадать побольше для себя, хочешь, чтобы я начала о твоей душе торговаться. Но это не
Она опять отвернулась от него, и он понял, что может двигаться и говорить. В полной растерянности он спросил: «Так какой выход?..»
— У тебя их два, оба пока открыты, — ответила она, не оборачиваясь. — Но скоро один закроется. За все надо чем-то платить — работой души или ее… отсутствием.
Всего тебе доброго! Иди!
Открыв дверь, Эвриале приложила палец к губам, показав на двери большой коммунальной квартиры, где она снимала комнату. Они на цыпочках прошли в комнату перед кухней, на которой зло шипели друг на друга две женщины. Одна развешивала детские ползунки над газовой плитой, где вторая пыталась жарить картошку на открытой сковороде. Капли с ползунков подали ей на картошку, а вторая дама советовала накрыть ей сковороду крышкой. Когда Эвриале с гостьей входили в комнату, женщины прекратили перепалку и вышли из кухни, рассматривая новую жилицу и ее визитершу.
— Очень неприятные особы, я их боюсь! — призналась Эвриале, и в ее глазах запрыгали веселые искорки. — Сейчас они станут дожидаться, что я выйду к ним на кухню что-то готовить. А как раз этого они от меня не дождутся, потому что сегодня мы устроим себе настоящий пир! Хотела поинтересоваться, а ты никогда не думала стать… царицей?
— Хороший вопрос! — засмеялась гостья. — Особенно он уместен, когда все вокруг строят коммунистическое общество.
Она сняла пальто и шапку, присела к столу, занимавшему большую часть комнаты. Эвриале молчала, сжимая хрустальный флакон, дожидаясь ее ответа. Флакон нетерпеливо вздрагивал в ее руке готовый взорваться золотыми искрами.
Понимая, что хозяйка комнаты ждет от нее более определенного ответа, девочка кивнула головой и сказала: «Хотя, да! Очень хочу быть царицей! Сливаться с коллективом откровенно не люблю… несмотря на то, что за такое отсталое мировоззрение можно вылететь из комсомола. А меня туда и так взяли только с третьего раза».
Эвриале щелкнула по лицевой грани флакона перламутровым ногтем, и время новой Каллиопы пошло, тут же наполняя колбочку золотым песком. Эвриале раскрыла ладонь, и флакон, на минуту зависнув в воздухе, исчез.
— Здорово! — сказала очарованная его сиянием девочка, нисколько не удивившись.
— Это флакон из часов моей старшей сестры Сфейно, — пояснила ей Эвриале, разливая чай. — У нее столько часов, что тебе будет даже сложно представить… А эти часы самые особенные, вынутая колба сразу же туда возвращается, как только… неважно! У меня тоже есть свои часы, как видишь.
— Ага, вижу, — вежливо сказала девочка, пытаясь скрыть свое разочарование. Кроме чашек и больших старинных часов с выдвижным ящичком на столе больше ничего не было.
— Ты неправильно поняла, — скрывая улыбку, заметила Сфейно. — Раз у нас появилась новая царица, то и ужин сегодня будет царским. Это особые часы! Ты самато для какой цели в царицы собиралась? Если честно и в первую очередь?
— Ну, если честно, — протянула девочка. — Если честно и в первую очередь, то я хотела бы попробовать всякие там королевские пирожные. Которыми раньше могли лакомиться только царские особы. Да, если честно, то в первую очередь — из-за пирожных.
— Отлично! — сказала Эвриале и, строго глядя на часы, поинтересовалась: «Слышали?»
Часы вздрогнули, часовые стрелки на них побежали назад, в них что-то щелкнуло, ящичек внизу слегка выдвинулся. И, пока Эвриале, выдвинув ящичек, вынимала из часов розетки с засахаренной малиной, цукатами, орешками в глазури и особым подносом с шестью пирожными, механический голосок часов сообщил: «Пирожные, поданные Мартой Пфаль, хозяйкой местного трактира, в 1745 году князю Ханс Отто II во время посещения им Кронсберга!»
— Зашибись! — прошептала потрясенная девочка, принимая поднос с пирожными. — А трюфели будут?
Часы вздрогнули и проскрипели: «Трюфели от Пьера Эрме с нежнейшим муссом и карамелью! Из будущего века от поставщика английского двора!», выплюнув очередной поднос с шоколадными трюфелями.
— Пошлите парочку Сфейно, — растроганно попросила Эвриале. — В честь новой Царицы муз! Чайный лист они доставили со двора китайских императоров династии Мин. Семнадцатый век, но близко к идеалу. Так что вечер обещает быть томным. На всякий случай предупреждаю, я — горгона!
— Здорово! — безмятежно изрекло юное создание. — Если бы вы знали, как я тоже хочу быть горгоной, чтобы превращать всех в камень. Есть у меня кандидаты на эту суровую процедуру.
— Не сомневаюсь, — рассмеялась горгона. — А я думала, что ты и горгоной хочешь стать из-за пирожных.
— Вы лучше мне скажите, как это теперь я буду музой, — охладила ее веселье девица.
— Для начала запомни, что горгоны никогда не были чудовищами, никого не превратив в камень! — заметила Эвриале.
— Обидно, — констатировала жующая девочка. — Значит, все о превращении в камень — клевета и гнусные инсинуации?
— Примерно ухватила, — тяжело вздыхая, поддержала шутку Эвриале. — Когда-то своей красотой мы составили серьезную конкуренцию богиням. Особенно самой невзрачной — Афине. Ты же знаешь этот тип умниц, которые считают, что все им очень обязаны, да? В особенности, терпеть их занудность и откровенное пренебрежение косметикой. А ведь еще Платон говорил, что женщина без косметики, что пища без соли. Но я смеюсь, конечно. Просто мы, три богини сестры, одна из которых была смертной, — всегда были ближе к людям, намного тоньше чувствовали их. Тебя никогда не удивляло, что при убийстве Медузы, первым рождается крылатый конек — Пегас? Далее всегда говорится о музах, о даруемой ими творческой силе, но отчего-то о любом, кому удается овладеть душами и создать настоящее, говорят: «Он оседлал Пегаса!»