Время гарпий
Шрифт:
Его отцовское сердце таяло от горечи, поскольку зал не только не оценил, но, похоже, вообще не желал замечать старание его дочери. Ее выходы, к которым она готовилась с замиранием сердца, — воспринимались лишь декорацией, обрамлением каждому появлению Владимирской. Дашенька так ждала этого вечера, надеясь, что он сыграет решающую роль в ее судьбе, но зал, полностью покоренный Владимирской, удостоил ее лишь равнодушными вежливыми аплодисментами завзятых театралов.
Впервые за много лет Антон Борисович вдруг со всей горечью несправедливости судьбы вспомнил карлика из первого отдела, его лицо, с которым он выслушал рассказанный им анекдот, его детские пальчики, судорожно перебиравшие бумаги на столе. От пережитого им унижения он закрыл ладонями лицо, потому что Даша на фоне почти двухметровой Владимирской выглядела таким же карликом — с короткими ножками далеко не безупречной формы. Она была хрупкая и женственная, но в ней не было той царственной красоты, вылившейся в роскошные
Нет, тот вечер не стал для Даши триумфом, хотя Антон Борисович сделал все, чтобы его старшая дочь этого не почувствовала. Нанятый им молодой человек вынес ей корзину цветов на поклоны, а сам он дома долго восторгался ее растущим мастерством. Но уже он понял, что дочь остро нуждается в его помощи, а главное, в его личном жизненном опыте на пути преодоления препятствий, которые от самой Дашеньки никак не зависели.
Раньше он не придавал значения самому существованию балета, увлечению дочери, ее карьере, считая, что и сам сможет обеспечить дочерей вполне достойно, чтоб не вызывать пристального внимания прокуратуры. Но, выходя из буфета, он услышал оценку, данную его дочери явно разбиравшимся в классическом искусстве высоким худым мужчиной, возле которого вились дамочки богемного вида. Антон Борисович даже смутно помнил его лицо, обрамленное неопрятного вида бородой. Внезапно он вспомнил, что неоднократно видел его по телевизору с его женой, известной балериной, и даже поискал ее глазами в буфете. Случайно он видел какую-то передачу, где их называли «лучшей балетной парой мира», а самого мужчину представляли в качестве директора театра. Антон Борисович немедленно сделал к нему шаг, чтобы попытаться познакомиться и «замолвить словечко» о Дашеньке, но внезапно услышал его тираду о дочери, сказанную с плывущей интонацией часто пьющего человека: «А… эта?.. Серая мыша какая-то… Ни кожи, ни рожи!»
Антон Борисович почувствовал, как от такой критики почва ушла у него из-под ног в острой жалости к своему несчастному ребенку, вынужденному работать под началом человека, способного с невероятной легкостью поставить жирный крест на всех ее жизненных устремлениях. С тяжелым вздохом он на продолжительное время оставил возникшие у него радужные планы лично заняться классическим балетом с пользой для карьерного роста дочери.
После этого памятного вечера в театре, оставившем тяжелые раздумья, как некоторым совершенно незаслуженно везет при рождении, а другим выпадают заранее проигрышные начальные условия, — до Антона Борисовича весьма опосредованно доходили все последующие события публичной расправы с Генеральным прокурором, когда-то вызвавшим ряд серьезных опасений и у него самого. Карьера дочери занимала все его сознание, оставляя лишь небольшой кусочек «внешним раздражителям». Он лишь поставил себе «зарубочку» на будущее, каким лакомым куском является реконструкция знаковых исторических объектов для всех власть имущих. Но, честно говоря, он давно махнул на происходящее рукой, считая, что Генерального прокурора буквально на днях должна сбить какая-то большегрузная машина. Что-то внутри Антона Борисовича подсказывала, что точку во всех этих громких расследованиях лучше всего ставить именно таким образом.
Однако его ожидания не оправдались, поскольку вдруг по всем каналам начали крутить пленку с мужчиной, развлекавшимся в постели с двумя девушками по вызову, сообщая, будто на ней снят досуг главного разоблачителя коррупции.
Антон Борисович, конечно, сразу понял, что у тех, кто готовил этот «фильм», сработали ассоциативные связи с крахом министра юстиции, а, возможно, и с собственными пережитыми страхами, что аналогичными «сюжетами» может внезапно закончиться и их собственная карьера. Пребывая в постоянном мысленном сравнении физической конституции своей Дашеньки со статями ее конкуренток, он тут же для себя выявил, что «лицо, похожее на Генерального прокурора», снимавшееся в фильме исключительно со спины, имеет более длинные ноги, чем это можно было бы предположить по антикоррупционным выступлениям самого прокурора в Государственной Думе. У мужчины на пленке был и несколько тяжелее зад, а его партнершам было явно за тридцать. Вызывало сомнение и удивительно плохое качество видеосъемки. По официальной версии, Генерального прокурора снимали в огромной старинной квартире на Полянке ради прекращения нескольких уголовных дел по хищениям на сотни миллионов долларов по заказу мультимиллионеров. Заказ выполняли специалисты службы безопасности крупного столичного банка, в прошлом сотрудники КГБ, отличные профессионалы. Антон Борисович отлично знал, какое качество давали портативные камеры, появившиеся на рынке. Их поставкой занималось и руководимое им предприятие «Внешэкспотранс», поэтому он не понимал, зачем давать такое намеренно скверное качество записи, если на кону стояли интересы влиятельнейших людей России, включая самого президента и его семьи. Неужели в этом случае нельзя было установить камеры так, чтобы не было никаких сомнений, кто развлекается с девицами в служебное время?
Впрочем, сам Генеральный прокурор, пытаясь возбудить дело о шантаже, «развеять нелепые домыслы и гнусные инсинуации», даже не понимал, что с ним в целом поступили гуманно, чего Антон Борисович, признаться, не ожидал. Этой пленкой и отыгранным скандалом, повторявшим все нюансы «банного скандала» с бывшим министром юстиции, прокурору просто сохраняли жизнь. Сам скандал был рассчитан вовсе не на его жалкую репутацию, поскольку не только она, но и его жизнь не стоили ни гроша после возбуждения им дела о реконструкции Кремля. Удар с компроматом в виде постельной сцены, снятой в духе появившегося на рынке «домашнего видео», рассчитывался на сотрудничавшую с Генеральным прокурором женщину, занимавшую аналогичную должность Генерального прокурора в Швейцарии, где тогда было расположено наибольшее количество валютных счетов всех коррупционных схем. В наиболее смешном виде., эта пленка выставляла вовсе не российского, а именно швейцарского прокурора, державшую на руках все доказательства об отмывании денег на реконструкции Кремля.
Антон Борисович понял, что прокурора не прикончили именно потому, что в этом случае швейцарка пошла бы до конца в память о своем российском коллеге. Но и «девочек» для постельной сцены подобрали немолодых, чем-то напоминавших по конституции сухопарую прокуроршу. И когда начали крутить это видео и поднимать на смех оправдывающегося прокурора, именно репутация его коллеги-женщины оказалась в наиболее уязвимом положении.
Впрочем, он старался не фокусировать внимание на всех участниках этих громких разбирательств. Но с безошибочной реакцией шахматиста он отметил для себя одно заинтересовавшее его действующее лицо этого широкомасштабного театрального представления по мотивам недавно отгремевшей постановки «С легким паром!» от Министерства юстиции. В телекамеры всех каналов постоянно влезал редактор журнала «Театральное обозрение», где Антону Борисовичу страстно хотелось бы увидеть статью о восходящей звезде балета Дашеньке.
Этот редактор, выступавший на телевидении с новостями культуры, постоянно делился впечатлениями, которые он вынес из просмотренного видео с «лицом, похожим на Генерального прокурора страны». С его легкой руки иначе никто этого персонажа уже не называл, хотя Антон Борисович все больше убеждался, что по конституции актер, игравший роль Генерального прокурора, — гораздо ближе к самому впечатлительному журналисту. Он отметил про себя, что некоторое время, пока Генерального прокурора окончательно не сместили с занимаемой должности, этот человек находился под подпиской о невыезде в рамках уголовного дела о шантаже. Поэтому нисколько не удивился, узнав, что как только карьера прокурора была окончательно уничтожена, а сама его фамилия немедленно вызывала юмористическую реакцию одной фразой «лицо, похожее на…» — этот фигурант несостоявшегося дела о шантаже был тут же назначен на пост руководителя государственным телевещанием, а впоследствии — министром культуры.
Антон Борисович и сам был не прочь посмеяться над «банными скандалами» и «лицами похожими на…», однако скоро почувствовал, что после такого эпатажного завершения коррупционных скандалов что-то начало стремительно меняться в окружавшей его деловой атмосфере. Вначале резко сократились благотворительные взносы в его фонд, поскольку все заинтересованные лица теперь предпочитали действовать напрямую, без его посредничества. После закончившихся ничем уголовных дел в высших эшелонах власти, дать взятку или принять ее — стало простым и обыденным делом. Затем перестал быть рентабельным стайлинг-клуб, поскольку появились фирменные автосалоны, а показателем «индивидуальности и самовыражения» стали дорогие автомобили индивидуальной сборки или дополнительной комплектации.
Слабая надежда оставалась лишь на «Внешэкспотранс», но после скандала с Генеральным прокурором эту «лавочку МВД», как всуе называли его международную транспортно-экспедиторскую и логистическую фирму все клиенты, — начали теснить аналогичные фирмы с представителями отставников спецслужб, ОАО РЖД и самой таможни. Министерство внутренних дел все меньше котировалось в этих раскладах, а в фирмы Антона Борисовича представители «крышующего» министерства вдруг стали сажать «крысят», как женщины из бухгалтерии называли молодых людей, родители которых не смогли устроить их в банки, государственные корпорации или само министерство. Именно они, а вовсе не Антон Борисович, через короткий промежуток времени стали отслеживать все финансовые потоки, изымая из дела крупные суммы на пополнение зарубежных счетов в оффшорных зонах.
И в этих условиях ему иногда казалось, что не Генеральный прокурор, а он сам и его жизнь безвозвратно погибли в недрах скандального разбирательства, из которого победителями вышли новые люди — без внутренних пут природной осторожности, когда-то по рукам и ногам связывавших самого Антона Борисовича.
Какое-то спокойствие он испытывал, постоянно читая две книги по шахматам — «Размен в эндшпиле» и «Нетождественный размен», мысленно повторяя наиболее интересные партии. Это стало какой-то навязчивой потребностью — ощущать себя в знакомых упорядоченных условиях, не ожидая от жизни никакого подвоха и игры без правил.