Время хищных псов
Шрифт:
Маар-си сделал шаг вперед, поднимая руку, словно хотел на расстоянии остановить полет синей склянки, но он стоял слишком далеко.
Зеркальная поверхность потемнела, пошла волнами - на сей раз объемными, едва ли не выплескивающимися из рамы. Резко запахло озоном и почему-то мятой.
Лианна прыгнула с места, резко оттолкнувшись и уже в воздухе вытягиваясь в струнку, как когда-то учил Талеанис. Краем глаза отметила движение париасца, успела злорадно отметить страх и гнев, отобразившиеся на некрасивом лице, и крепко зажмурилась, твердя про себя: “Мантикора, Мантикора, мне нужно к Мантикоре, я должна попасть к Мантикоре…”
Осколки зеркала больно поранили руки и лицо, и полуэльфа на мгновение с ужасом подумала, что состав не успел подействовать. Но в следующую
С трудом восстановив дыхание, девушка подумала, что надо бы открыть глаза, но почему-то не хотелось. Кожа горела от ощущения чьего-то недоброго взгляда.
“Я все сделала правильно. Зелье покрыло поверхность зеркала больше чем на три четверти. Камень активировать при использовании этого состава не нужно. Ощущения в процессе перехода соответствовали описанию в книге. Имя того, к кому я хочу попасть, я произнесла, его лицо представила. Но почему мне кажется, что что-то не так?”
Когда тянуть дальше стало уже нельзя, Лианна осторожно открыла глаза.
И оцепенела, не в силах даже вновь зажмуриться, парализованная страхом.
Да, этого она не предусмотрела. Допускала, что имя Талеанис может носить и какой-нибудь эльф, или даже человек, но прозвище точно принадлежит только тому, к кому ей надо… но при том совершенно забыла о том, откуда это прозвище взялось, кто одолжил полуэльфу второе имя.
Припав на передние лапы и грозно подняв готовый к удару хвост, в точности повторяя своей позой рисунок на щеке Талеаниса, перед Лианной тихо, угрожающе рычала взрослая мантикора.
– То, что вы рассказали, леди Арна…
– Прошу, не зовите меня так. Достаточно просто имени.
– Хорошо, Арна. Так вот, то, что вы рассказали - это нечто… я бы сказал, невероятное, но я верю вам, а вы, в свою очередь, точно знаете, что это более чем вероятно. И мне безмерно жаль, что нам теперь не найти поддержки у ордена и у магистра ла Мара. Храбрые сердца и верные мечи моих братьев немало помогли бы в борьбе против Левиафана, - торжественно, но при том на удивление естественно проговорил сэр Лайорн.
Танаа, тяжело вздохнув, покачала головой.
– Сожалею, но вы не правы, - тихо проговорила она. Гундольф, сидевший рядом с девушкой, скрипнул зубами: только час назад она говорила о том же с ним самим, и он до сих пор, приняв разумом все аргументы, не находил в себе сил принять сердцем правоту Арны.
– Почему же?
– спросил немолодой рыцарь, чуть нахмурившись.
– Потому что последнее, что беспокоило все это время магистра ла Мара, это борьба с Левиафаном. Осознав, что собой представляет противник, хотя бы примерно оценив границы его возможностей, а точнее - почти что полное отсутствие этих границ, магистр решил отступить. Для него первичный приоритет имеет сохранение настоящего ордена Грифона, пусть даже ценой тысяч и даже десятков тысяч жизней, которые успеет забрать Левиафан прежде, чем его остановят. Те рыцари, что выступили против поддельного Гундольфа и кто сейчас называет себя истинным орденом, выбрали ла Мара, потому что он способен сохранить орден, а не потому, что он способен победить.
– Голос Танаа был грустен, но строг, а уверенность ее - непоколебима. Но сэру Лайорну эта уверенность не передалась, как ранее не передалась она и Гундольфу.
– Доказательства, - коротко обронил он.
– Логика его поведения и мое честное слово, - спокойно ответила Арна.
– Подробнее, - Он не просил, он требовал, и девушка молча принимала правила диалога.
– Хорошо. Во-первых, он ни разу не предпринимал особых попыток проникнуть в дом де Аббисса, не отправлял никого на разведку и даже не планировал штурм особняка, где живет, не скрываясь, князь-герцог, хотя вполне логично было бы ударить основными силами по самому главному противнику. Во-вторых, вспомните сами все схемы переброски небольших отрядов по городу, вспомните, где создавались основные склады, а самое главное - подумайте хорошенько, куда ежедневно девались два-три рыцаря, отправляемые ла Маром с каким-нибудь несущественным поручением и не возвращающиеся назад в штаб, но не упоминаемые ни как погибшие, ни как предатели? В-третьих же… Тут вам придется поверить мне на слово, ибо доказательств у меня нет. Но я точно знаю: ла Мар был осведомлен о природе Левиафана задолго до того, как на совете ордену об этом сообщил Гундольф. Потому и не рвался штурмовать, потому и выводил рыцарей маленькими группами, а то и поодиночке, из города. Магистр ла Мар принял решение отступить, и я не вижу ничего бесчестного или трусливого в его решении.
– Если то, что вы говорите - правда, и все выводы верны, то его поступок можно назвать лишь дезертирством, - мрачно сказал рыцарь.
– Его поступок - это самое умное, что можно было предпринять в сложившейся ситуации, - возразила Танаа.
– Идти против Левиафана, уповая лишь на грубую силу, неважно, меча или же магии - глупо. Это чистейшее самоубийство, а если такое решение принял бы магистр ордена, то оно стало бы еще и убийством всех тех, кто доверился ему. Я не осуждаю и не оправдываю магистра ла Мара, но - я понимаю, почему он выбрал именно такой путь.
– Но откуда вам известно все это?
– в голосе сэра Лайорна в который раз прозвучала нотка тщательно скрываемого подозрения.
– Оттуда, что я телепат, - спокойно пояснила Арна. Уже несколько раз она говорила о собственном даре, и в который уже раз рыцарь не желал в полной мере понять и осознать, что девушка и впрямь владеет этой редкой способностью, которая даже для магов-Грифонов труднодоступна.
– На совете, когда появился Дильгерт, я неосознанно разорвала ограничивающие меня заклинания и успела совершенно случайно прочитать ла Мара. Он думал о том, добрались ли до места последние пять рыцарей, выбравшихся из Хайклифа, но все еще не подавших о себе весть, и о том, что следовало все же поговорить с Гундольфом до совета и убедить его скрыть от остальных известие об истинной природе Левиафана. А еще я почувствовала в магистре боль. Постоянную тягучую боль и стыд, стыд за то, что бежит сам и вынуждает бежать других.
– Зачем же он делал то, за что ему было стыдно?
– не сдержавшись, влез в разговор Гундольф.
– Затем, что потеря собственной чести и позор в собственных глазах - ничтожная плата за то, чтобы жили и исполняли свой долг, а не сгинули в безнадежном и бессмысленном бою, многие достойные рыцари, по праву носящие грифона на сердце.
Это сказала не Арна, и тем более - не сэр Лайорн.
Дальстон де ла Мар, магистр ордена Грифона, стоял у двери, прислонившись спиной к стене. На рыцаре был легкий доспех - не обычные грифоньи латы, а самый обыкновенный доспех: кираса с наплечниками, наручи и поножи. Только на кирасе, напротив сердца, проступал вытертый, очень старый выпуклый рисунок, изображавший схематичного грифона, поднявшегося на задние лапы и раскинувшего крылья.
Гундольф, первым понявший, что произошло, только улыбнулся и коротко поклонился бывшему командиру. Арна тоже улыбнулась - грустно и, как всегда, очень светло. А вот сэр Лайорн явно пребывал в растерянности.
– Но… как вы нас нашли? И почему…
– Я не трус и не дезертир, сэр Лайорн, - резко проговорил ла Мар, и тот покраснел, не имея возможности знать наверняка, просто ли совпали их мысли, или же магистр - бывший магистр - слышал те слова рыцаря.
– И я не желаю, чтобы меня считали таковым. Я выполнил свою задачу: те, кто достоин составить основу возрожденного ордена Грифона, уже в безопасности. Возможно, они не воспользуются этой возможностью и все погибнут в бою с Левиафаном, если император не сменит гнев на милость и сочтет необходимым бросить их в битву в первых рядах, но я верю, что и тогда их гибель не окажется напрасной. Я исполнил свой долг командира, а теперь желаю исполнить долг рыцаря. Ну, а как я вас нашел - так это вам лучше спросить у париасски, которой я почему-то верю, вопреки всякой логике и доводам разума.