Время и комната
Шрифт:
Мария. Знаешь, по-моему, ты и в самом деле все забыл.
Художник. Да. Верно. А ты?
Мария. Я тоже. А жаль. Никак не могу вспомнить все по порядку. Рехнуться можно.
Художник. Просто прошло слишком много времени.
Мария. И все же мы без труда узнали друг друга.
Художник. С ходу, надо сказать, все-таки приятно.
Мария. Ну да, приятно, а как знать, что, собственно, было тогда. Может, вовсе не обязательно
Художник. Что-то такое там, в седой древности. Но лицо, лицо-то остается в памяти.
Мария. Можешь повернуться. Он ушел. Ему надо было только дух перевести.
Художник. Я не переношу, когда кому-нибудь плохо. Мне самому от этого становится дурно.
Мария. Да, кончилось. Все. Можешь идти.
Художник. Ну ладно. Так что… если я сейчас снова появлюсь на пороге, значит, я что-то про вас вспомнил.
Мария. Ладно, ладно. Если я сразу же рвану за тобой, значит, я тоже кое-что вспомнила.
Художник. Ну тогда — до скорого свидания, надеюсь.
Мария. Надеешься?
Художник. Или не до скорого.
Мария. Ведь ничего особенного тогда наверняка не было. И не могло быть.
Художник. А все же интересно было бы узнать, если ты вспомнишь. Всего доброго.
Мария. Взаимно.
Затемнение.
Итака
Перед Вами переложение чтения классики в драматическую форму. Просто как если бы некто, оторвавшись от поэмы Гомера, представил себе на сцене долгий финал Итаки, каким он явился его взору. Отступления и мысли по поводу, ассоциации, сопровождающие чтение, становятся при этом компонентами драматургии. Диалог ради живости жертвует стихом и рапсодической интонацией. Однако присутствие великих переводов Иоганна Генриха Фосса{68} и Антона Вейера{69} все же остается ощутимо; и этого вполне достаточно, чтобы перенести слушателя, как это было с незапамятных времен, в детство человечества.
Афина Паллада, Богиня с глазами совы.
Одиссей, царь острова Итака.
Пенелопа, его жена.
Телемах, их сын.
Лаэрт, отец Одиссея.
Евриклея, кормилица Одиссея.
Евмей, свинопас.
Фемий, певец.
Медонт, глашатай и виночерпий.
Феоклимен, прорицатель.
Ир, нищий.
Женихи:
Антиной, предводитель женихов.
Евримах, его заместитель.
Амфином, любимый жених Пенелопы.
Ктесипп.
Элат.
Леодей.
Леокрит.
Амфимедон.
Демоптолем.
Агелай.
Евриад.
Служанки:
Меланфо.
Автоноя.
Гипподамия.
Псирия.
Эрифила.
Три фрагментарные женщины:
Колено.
Ключица.
Запястье.
Голос Зевса.
Народ Итаки, солдаты, слуги и служанки.
Акт первый
Верхний покой Пенелопы. Царица восседает на троне, наполовину заслоненная его спинкой. Напротив на табурете Амфином, младший из женихов.
Пенелопа. Амфином. Один ты знаешь, как горемыкой я живу. И что мой лик тоскует по улыбке как усладе юности далекой. Я вижу, ты сердца не лишен. Да, сердца. Приличия. Любезности. Ты чтишь меня и не робеешь в черный огонь тот заглянуть, что суть моя — и что меня изводит.
Амфином. Что мне понять дано в загадке вашей? Что тайной останется навечно?
Пенелопа. О, что за муки — эта туша. Велит тебе сидеть как на колу. Вот я спину и держу. Чтобы живот не уперся в подбородок. Двигаться должна ты как павлин, ходить замедленной походкой, прямо сидеть, прислоняться прямо. Но есть минуты, когда ты хочешь ото всех бежать. Не так-то просто с тушей уголок найти, куда бы ты могла забиться, коль камень на душе.
Амфином. Царица могла бы удалиться в дальние покои, чтобы не слышать воплей женихов.
Пенелопа. Во мне рой голосов, там я маленькая хрупкая девчонка. А тут свет падает на кожу жирную мою. Лоснюсь как потная кобыла. Внутри же, съежившись, крадусь, как тень по стенке… Но стоит раз увидеть тумбу эту, и кончен разговор о хрупком существе, что там, внутри.
Амфином. Пускай не ждет царица, что фантазии хватит у мужчины, чтоб сопротивляться пышной плоти, которая у него перед глазами, и вообразить себе худую, страждущую, истую царицу. Да хоть бы руки, например. Пальцы унизаны созвездием колец…