Время и комната
Шрифт:
Одиссей. Да, Амфином, ты обнаруживаешь пониманье. Отец твой, я знаю, знаменитый Низ из Дулихия{91}, богатый, крепкий государь. И ты слывешь рассудительным мужчиной. Человек ведь беспомощнейшее из существ земных. Пока ему споспешествуют боги и твердо он идет вперед, он верит: с ним ничего плохого не случится. Но всемогущие на небесах быстро его толкают в нищету, и, стиснув зубы, терпит он, не ропщет, а молчит. Так молча на царский я гляжу дворец, который гибнет от обжорства негодяев. Нет ничего погибельней кучки знати, оставшейся без царя. Мыслят и правят они как феллахи, так как никто над ними чином выше не стоит. Не
Амфином. Виною тут, мне кажется, царицы нерешительный характер. Своей медлительностью день ото дня она лишь хаос множит.
Одиссей. Верно, мой мальчик, совершенно верно. Но ты ведь сам в ряду кандидатов. И, как я слышал, ты даже смог доверье госпожи завоевать?
Амфином. Умею с ней я говорить.
Одиссей. А настоящего царя ты не боишься? Хотя совсем уж близко он, я чую, недолго странствия его продлятся, уж с моря веет над островом кровавой чистки бриз.
Амфином. О нет, старик. В земле уж Одиссей. Совсем недавно мы новые известья получили, знаки, что не лгут, — хоть я сейчас не помню, что, собственно, неопровержимо в них… Я, во всяком случае, как избранный, обязан бесчинствам при дворе положить конец. Средствами мирными, понятно, искусным поведеньем.
Одиссей. Браво, мальчик. Как мудро смотришь ты вперед. Все ж и тебя сметет стихия.
Амфином. Скажу тебе, старик: меня она поймала в сети! Один-единственный я в круге женихов — поэтому мне доверяет Пенелопа, одинокая вдова — ей отдал сердце я, полное любви. Я не как другие. Которые бесстрастно вьются вкруг нее, держа тайком совет, как царицей для новейших их союзов злоупотребить.
Одиссей. И все ж, и все ж. Мой мальчик, благодетель. Желаю тебе милости Бога, чтоб он тебя, пока не поздно, да побыстрей убрал из дома.
Из верхних покоев слышен смех Пенелопы…
Акт третий
В супружеских покоях. Царица сидит в окружении Трех фрагментарных женщин на краю кровати из маслинового дерева.
Колено.
Запястье. Противу прежнего, ее все чаще подмывает покрасоваться в обществе мужском.
Пенелопа. Пойду и покажуся женихам. Скажу два слова сыну. Чтоб его позицию перед ними укрепить.
Ключица. Сначала хоть умойся. Щеки нарумянь.
Пенелопа. Умоюсь. Румяна щедро наложу.
Ключица. В этом платье не ходи. Оно нехорошо сидит.
Пенелопа. Это? Да где найти такое, чтоб формы эти как-то скрыть? Мое печалью обезображенное, бесформенное тело.
Колено. За двадцать лет, десять Трои и десять странствий, она ни разу в термы не вошла без черного длиннющего хитона.
Пенелопа. Я не хочу одна перед мужчинами предстать. Вы должны меня сопровождать. Окутайте меня как тени, плотно окружите, чтоб взоры их — пиявки — не впились в меня.
Запястье. Сначала выспись, а потом уж в зал иди.
Ключица. Сомкни ненадолго веки. Приляг, закрой глаза. Сон возродит тебя. Разгладит кожу. Твою походку сделает легкой и воздушной. Спи, времени довольно.
Три фрагментарные женщины становятся перед кроватью, на которой вытягивается Пенелопа.
На нитках взмывают в воздух лицевые накладки и целые части тела тучной Пенелопы.
В зале. Темно. Одиссей с факелом в руках проверяет и поглаживает развешенные по стенам доспехи и оружие. Легкое хихиканье у него за спиной. Внезапным движением Одиссей протягивает факел вперед и зажигает светильник. Перед его взором предстают десять служанок, в центре образованного ими круга — Евримах, один из женихов.
Меланфо. Эй, зануда-чужеземец, голытьба и пьянь! Не хочешь ли соснуть ты в доме кузнеца иль в поле рядом с пастухом? А то шатаешься все по дворцу и на баб глазеешь. Дурея от вина, толчешься с горящим факелом у оружья того, кто был когда-то Одиссеем.
Одиссей. Служанки государя Одиссея! Ступайте в комнаты свои и в покои вашей госпожи. Помогите ей вертеть веретено, чешите шерсть гребнями. Слегка ее развеселите, пока дремота сладкая ее не победит. Я же все обойду кругом и женихам в танцах и играх посвечу. Разожгу огонь и также в доме о хорошем освещеньи позабочусь.
Автоноя. Ну ты гляди! Ты нам приказы отдаешь?
Гипподамия. Фонарщик ты, несчастный самозванец! Истопников у нас довольно. Факел, который нам домой осветит путь, мы сами как-нибудь зажжем.
Псирия. Скажи, кто на этот пост тебя назначил? По-моему, над Иром победа голову тебе вскружила.
Эрифила. Ну погоди, вот явится кто посильнее, головешкой по черепу тебя огреет, и пепельная кожа ручьями крови обагрится.
Евримах. Стойте, сладкие мои, что я вам скажу: мне сердце разрывает грудь, когда его я вижу. Не без промысла богов явился человек сей к нам во дворец. А как же иначе? Глядите, какой могучий свет тяжелый череп окружает! Иль это лишь отблески огня на плоской лысине его?
Меланфо. Проверьте, девки, на самом деле его котомка так уж жалка и пуста, как старому и худосочному бродяге надлежит. Давайте, ну! Под лохмотьями у него пощупай!
Одиссей. Сука! Спрошу я тотчас Телемаха, не разорвать тебя ль на месте на куски.