Время и семья Конвей
Шрифт:
Алан (играя трубкой, спокойно, робко). Ты читала когда-нибудь Блейка?
Кей. Да.
Алан. Ты помнишь это место? (Декламирует спокойно, но с чувством.)
Боль и радость чередойТкут покров души людской,В каждой горести земнойРадость — нитью золотой.Справедлив судьбы закон:Человек на то рожден.Если это мы поймем,ВерныйКей. «Верный в жизни путь найдем»? Нет, это неправда, Алан, — во всяком случае, неправда для меня. Если бы все было только перемешано — добро и зло, — в этом не было бы ничего плохого. Но все идет хуже и хуже. Мы убедились в этом сегодня вечером. Время нас побивает.
Алан. Нет, Кей, время — это только призрак. Иначе ему пришлось бы разрушать все, всю вселенную, и снова воссоздавать ее каждую десятую долю секунды. Но время ничего не разрушает. Оно только двигает нас вперед и подводит от одного окна к другому.
Кей. Но ведь счастливые юные Конвеи, которые разыгрывали здесь шарады, — они ушли, и ушли навсегда!
Алан. Нет, они живы, они существуют так же реально, как существуем мы с тобой. Мы видим другой уголок действительности — скверный уголок, если хочешь, — но весь ландшафт по-прежнему на месте.
Кей. Но, Алан, мы не можем быть ничем иным, как только тем, что мы есть сейчас.
Алан. Нет… это трудно объяснить… вот так вдруг… У меня есть книга, я дам тебе ее почитать. Суть в том, что сейчас, сию минуту, и вообще в любую минуту мы представляем лишь частицу нашего подлинного «я». То, что мы реально представляем собой, — это весь наш путь, все наше время, и когда мы дойдем до конца нашей жизни, весь этот путь, все это время будут представлять нас — подлинную тебя, подлинного меня.
Кей. Я постараюсь понять… если только ты действительно веришь и думаешь, что я тоже способна поверить, будто время не уносит с собой каждую частицу нашей жизни… уничтожая… и разрушая все… навсегда…
Алан. Нет, это верно, Кей. Я принесу тебе эту книгу. (Направляется к двери, затем оборачивается.) Ты знаешь, я уверен, что половина наших бед происходит оттого, что мы думаем, будто время уносит по частям нашу жизнь. Вот почему мы мечемся из стороны в сторону…
Кей. Словно мы в панике на тонущем корабле.
Алан. Да, в этом роде.
Кей (улыбаясь ему). Но ты-то ведь не мечешься, слава богу!
Алан. Я думаю, разумнее не делать этого, если широко смотреть на вещи.
Кей. Так, словно мы — бессмертны?
Алан. Да, и словно у нас впереди — необычайное приключение. (Уходит.)
Кей, все еще задумчивая, подходит к окну и смотрит вдаль, подняв голову. В эту минуту занавес опускается.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Кей сидит в той самой позе, в какой мы оставили ее в конце первого действия, и до нас продолжают доноситься звуки шумановского «Орешника», который поет миссис Конвей. На сцене ничего не происходит, пока не заканчивается песня и не раздаются хлопки и возгласы из гостиной. Вслед за тем входит Алан и зажигает свет. Мы видим, что комната и обстановка точно такие же, какими они были раньше. Только сама Кей изменилась. Что-то посетило ее — нечто неуловимое, мимолетное видение, рой темных предчувствий, — и она глубоко взволнована. Она окидывает взглядом комнату раз, другой — так, словно бы только что видела ее в каком-то другом обличье. Смотрит на Алана с выражением недоумения. Он усмехается и потирает руки.
Алан. Ты здесь, Кей?
Кей (словно готовясь сообщить нечто очень важное). Алан!.. (Умолкает.)
Алан. Да?
Кей (торопливо). Нет… ничего.
Алан (всматривается в нее более внимательно). Ты, кажется, спала… пока мама пела?
Кей (сбивчиво). Нет. Я тут сидела… слушала. Я выключила свет. Нет, я не засыпала… Может быть, на один миг. Во всяком случае, не дольше.
Алан. Ты знала бы, если б заснула.
Кей (оглядываясь вокруг, медленно). Нет, я не спала. Но… вдруг, внезапно, мне показалось, что я видела… всех нас… во всяком случае, ты был там, Алан.
Алан (забавляясь и недоумевая). Где я был?
Кей. Не могу вспомнить. И я помню, что я все время слушала мамино пение. У меня немножко кружится голова.
Алан. Большинство гостей уходит. Ты бы лучше пошла и попрощалась.
Входит Хейзел, неся на тарелке огромный кусок роскошного торта с кремом. Она уже на ходу начала пробовать его.
Кей (увидев ее). Хейзел, жадина! (Ловко отхватывает кусочек торта и съедает его.)
Хейзел (с полным ртом). Я пришла вовсе не за тем, чтобы только съесть это.
Кей. Ну конечно, за тем!
Хейзел. Они там все прощаются, и я хотела скрыться от этого маленького уродца, которого привел Джеральд Торнтон.
Кей (торопливо). Мне надо им продекламировать мое стихотворение. (Убегает.)
Алан (медлит; после паузы). Хейзел!
Хейзел (с полным ртом). Мм?
Алан (с нарочитой небрежностью). Да, а что Джоан Хелфорд собирается теперь делать?
Хейзел. Так, попорхать немножко.
Алан. Я как будто слышал, она говорила, что собирается уезжать. Я уж думал, что она хочет покинуть Ньюлингхем.
Хейзел. Она просто отправляется гостить к тетке. Джоан всегда гостит у теток. Отчего это у нас не разбросаны по всей стране тетки?
Алан. У нас есть тетя Эдит.
Хейзел. И докторский дом в Уолверхемптоне! Кошмар! (Быстро меняет тон на поддразнивающий.) Желательно тебе что-нибудь еще узнать насчет Джоан?
Алан (сконфуженный). Нет… нет… Я только так думал… (Поворачивается, чтобы уйти, и почти сталкивается с Эрнестом, который одет в очень потрепанный макинтош и держит в руках шляпу-котелок.)
Как только Хейзел видит, кто вошел, она отворачивается и снова принимается за свой торт. Алан останавливается, то же делает и Эрнест.
Алан. Вы уже уходите?
Эрнест (себе на уме). Да, ухожу сейчас! (Явно ждет, чтобы Алан оставил его наедине с Хейзел.)
Алан (в некотором смущении). Ах да… (Делает движение, чтобы уйти.)
Хейзел (громко и четко). Алан, ты уходишь? (Смотрит на него, совершенно игнорируя Эрнеста, который ждет ухода Алана; он не столь хладнокровен, каким кажется внешне, шляпа в его руке слегка подрагивает.)