Время игры
Шрифт:
Помню, еще в ее студенческие времена, когда мне впервые пришло в голову это подозрение, я взял у Шульгина порошок противоположного действия. Замедляющий естественные реакции.
Просто хотелось посмотреть, как оно получится.
Это было нечто невероятное. Она уже охрипла от криков, испытала подряд пять или шесть оргазмов, а я был свеж, бодр и готов, как пионер.
Мне наконец стало ее просто жалко, и я прекратил это издевательство. Дернувшись последний раз, она лежала, уронив голову мне на грудь, не в силах даже самостоятельно подняться.
Я приподнял
Только минут через пять она отдышалась и на подгибающихся ногах побрела в ванную. Вернулась, кутаясь в махровое полотенце, села в кресло, жадно выпила стакан сухого вина, закурила, едва попав сигаретой в огонек зажигалки.
– Нет, это невозможно… Не делай этого больше… – Она, похоже, догадалась, в чем дело.
– Чего? Вот этого? А как же тогда? – прикинулся я дураком. – Я думал, ты как раз этого и хотела.
ГЛАВА 9
Шульгин осмотрелся.
Великолепная декорация для очередного эпизода криминальной драмы. Тесная, как канатный ящик, каютка, иллюминатор над головой крошечный – не выскочишь.
Вламываются вдруг крепкие ребята, наставляют «наганы», а то и обрезы, я в безвыходном положении, поскольку от двери меня отделяет стол.
Все довольны, все смеются, враг обезврежен и готов к употреблению. И тут я начинаю махать руками и ногами, мочить, крушить и так далее.
Лихо, эффектно, мы победили, и враг бежит… А поскольку бежать ему некуда, то теперь разборку начинаю я…
Только ничего этого не будет. Не такие они дураки. Два раза меня в деле понаблюдали, на сегодня им хватит. И поединок предстоит чисто интеллектуальный.
Вот сейчас этот господин Славский любезно улыбнется и спросит:
– Ну-с, на кого же вы работаете, милейший?
Господин Славский без всякой улыбки посмотрел на Шульгина и спросил по-русски:
– На каком языке предпочитаете беседовать, господин Мэллони?
– Да я как-то… Английского вы скорее всего не знаете?
– Верно. Английскому нас не учили. Классическое образование, знаете ли. Латынь, греческий, немецкий, французский.
Шульгин проявил заинтересованность.
– Вы заканчивали университет? – По тем временам человек с университетским образованием был явлением куда более редким и вызывал большее уважение, чем полвека спустя доктор каких угодно наук.
– Классическую гимназию. Это нечто вроде ваших колледжей. Только с более серьезным уровнем подготовки. Потом – Николаевское кавалерийское училище.
– О, так вы кавалерист! Героический род войск. Мой дед тоже был кавалерист, воевал под Севастополем в знаменитой бригаде…
– Да. Ротмистр. Выше подняться революция помешала. Александрийский гусарский полк. – На мгновение лицо его приобрело мечтательное выражение, которое он тут же прогнал.
– В таком случае давайте говорить по-немецки. Он нам обоим неродной, игра будет на равных. А если недоразумения возникнут, господин фон Мюкке поправит и поможет. Что вас интересует?
Славский, очевидно, готовился к предстоящей беседе. Потому начал «допрос» (именно так Шульгин это воспринимал) нестандартно.
– Вы – богатый человек?
– Забавно. И не слишком деликатно. Впрочем, в нашей ситуации… отвечу. Смотря что понимать под этим термином. В сравнение с Рокфеллером или Ротшильдами, разумеется, не иду. Но для вас – пожалуй.
Однако все же лучше сказать – состоятельный. О том, что буду есть завтра, могу не задумываться.
– Это хорошо… – задумчиво сказал Славский.
– Но наличных у меня с собой почти что нет. Умеренное количество рублей и сто фунтов на непредвиденный случай. Чековая книжка удобнее.
Славский весело рассмеялся.
– Вы что, вообразили, я вас грабить собрался? Отнюдь. Я спросил скорее из любопытства. Богатый человек, что вас заставляет заниматься такими делами? Я бы на вашем месте сидел у камина в родовом поместье и наслаждался жизнью…
– Понимаю, – сочувственно кивнул Шульгин и для оживления обстановки рассказал анекдот про белого бизнесмена, отдыхающего на Таити, и аборигена под пальмой. Видимо, обстановка не располагала его собеседников к веселью, и анекдот вызвал лишь вежливые улыбки. – А если без шуток, то мы с вами существуем на разных полюсах жизни и вряд ли поймем друг друга до конца. Ваша жизнь настолько сумбурна, опасна и жестока, что толстые стены дома вокруг, камин, стакан грога и абсолютная предсказуемость прошлого и будущего – предел мечтаний. Словно богатый монастырь или гостеприимный неприступный замок для озябшего, преследуемого волками или бандитами путника в Средние века. Для меня все ровно наоборот. Размеренность, предсказуемость и гарантированная рента с капитала, жизнь в стране, где двести лет ничего не происходило и еще двести почти наверняка не произойдет, кроме урагана или извержения вулкана, невыносимы.
Вот я и жажду вернуться к временам моих достойных предков, которые, рискуя жизнью, создавали империю, над которой никогда не заходит солнце…
Светскую беседу прервал матрос, просунувший голову в приоткрытый люк.
– В море корабль. Светит прожектором…
– Совершенно нежелательный вариант, – процедил Славский и враскорячку полез вверх по трапу, демонстрируя свое совершенно сухопутное естество.
Наверху было темно, ветрено и сыро. Только блики света от керосинового фонаря в нактоузе падали на палубу возле штурвала. Волна от турецких берегов шла примерно четырехбалльная, но для небольшого, крепкого, однако не отличающегося изяществом обводов корпуса суденышка вполне достаточная.
Дубок зарывался носом, и ежеминутно на круто приподнятый полубак обрушивались тяжелые каскады брызг.
Цепляясь за ванты, Шульгин осмотрелся. Действительно, примерно в миле к зюйду черноту ночи резал яркий луч прожектора, принадлежащего скорее всего военному судну.
– Джо, мой бинокль!
Массивный морской двенадцатикратный «Цейс», оснащенный насадкой ночного видения и фотоумножителем, почти вплотную придвинул низкий силуэт миноносца с двумя высокими, склоненными назад трубами.