Время любить
Шрифт:
– Тише! Вы что, безумец?
– Это не бандит! Это мой друг!.. Оставьте меня в покое!
– Мадам Катрин! Умоляю вас! – вступил в разговор Жосс, удерживая ее за другое плечо.
– Мадам Катрин? – изумленно переспросил Ганс.
– Да! – в гневе вскричала Катрин. – Я женщина… графиня де Монсальви! Но разве вас это как-нибудь касается?
– Даже очень! Более того, это все меняет!
И без церемоний Ганс схватил Катрин в охапку, зажал ей рот и отнес ее к низкому дому, расположенному за стеной собора.
–
Толпа не обратила никакого внимания на них. Все взгляды были обращены на алькальда и узника. Катрин услышала, как высокий чиновник отдал приказы, но она их не поняла. Она только уловила шепот удовлетворения, который пробежал по толпе, и вздох, почти сладострастный вздох, который вырвался у всех из груди. Народы всех стран походят друг на друга, и Катрин догадалась, что алькальд, отдавая приказы, должно быть, обещал им особо увлекательное зрелище.
– Что он сказал? – захотела она крикнуть, но рука Ганса заглушала ее голос.
Он ее не отпускал. Войдя в темный коридор, немец обернулся к Жоссу, который вошел за ними.
– Закройте дверь! – приказал он. – И идите сюда!
Коридор выходил на внутренний двор, где громоздились каменные глыбы и под крытой галереей виднелись только начатые статуи.
– Здесь, – произнес он с удовлетворением, – вы можете кричать сколько вам захочется!
Красная от злости, она хотела, как разъяренная кошка, сразу же вцепиться ему в лицо, но он перехватил ее запястье.
– Что вы делаете? – кричала она. – Кем вы себя возомнили? Кто позволил вам обращаться со мной таким образом?
– Только то, что вы вызвали во мне симпатию! Если бы я дал вам волю, сейчас дюжина альгвасилов крепко связали бы вас и в этой же повозке отвезли бы в тюрьму. И вы ждали бы там столько, сколько заблагорассудится алькальду! Как бы тогда вы помогли вашему другу?
Злость Катрин уменьшалась по мере того, как мудрые слова слетали с губ Ганса. Однако она не пожелала признаться себе, что Ганс так быстро одержал над ней победу.
– У него нет причин сажать меня в тюрьму. Я благородная дама и иностранка! Я могу пожаловаться…
– Кому? Король Хуан и его двор находятся в Толедо. Да будь они все здесь, это бы ничего не изменило. Кастильский монарх – тряпка, совсем бесхарактерный человек, и всякое решение его утомляет. Единственный человек мог бы вас благосклонно выслушать: тот, кто и есть настоящий хозяин в королевстве, – это коннетабль Альваро де Луна!
– Так я к нему и пойду…
Ганс пожал плечами, пошел за стоявшим на скамейке кувшином с вином и наполнил три чарки, которые он взял у колодца.
– А как вы это сделаете? Коннетабль сражается на границе с Гранадой, а алькальд и архиепископ теперь хозяева города.
– Тогда постараюсь повидаться с архиепископом… Вы же мне сказали, что именно он вас привез сюда?
– Вот именно, монсеньор Алонсо – человек справедливый и добрый, но между ним и доном Мартином существует дикая ненависть. Ему будет достаточно испросить милости в отношении вашего друга, как алькальд тут же ему откажет. Поймите, у одного в руках военная сила, у другого – только монахи. Дон Мартин это прекрасно знает… и злоупотребляет этим. Ну, так посмотрим… Для начала выпейте вино. Вам это нужно.
Мягкость его тона поразила Катрин. Она подняла глаза. Что это, симпатия с первого взгляда? Да, конечно, но и восхищение, которое она привыкла читать в глазах мужчин. Она знала свою власть, и, видимо, этот тоже не избежал того, чтобы угодить под действие ее чар!
Машинально Катрин смочила губы в оловянной чарке. Терпкое, крепкое вино согрело ее и подкрепило.
– Ну вот и хорошо… Теперь пойдем посмотрим.
Она проследовала за хозяином дома в низкий зал без света и огня, в нем рядами лежали матрасы с одеялами. Маленькое оконце с двумя толстыми перекладинами крест-накрест выходило на площадь. В комнате стоял сильный запах пота и пыли.
– Здесь спят рабочие, которых я привез с собой, – объяснил Ганс. – Но сейчас они все там, на площади… Вот, смотрите в окно!
То, что она увидела, поразило ее. При помощи мощного ворота, установленного на башнях собора для подъема камней, тяжелая клетка оказалась вздернутой вдоль стены церкви и теперь висела, качаясь, на высоте четвертого этажа.
– Зачем его туда подвесили?
– Чтобы развлечь толпу. Так до момента казни толпа может развлекаться, наблюдая за страданиями узника. Ведь, само собой разумеется, ему не дадут ни пить, ни есть…
– А когда?..
– Казнь? Через восемь дней!
Катрин вскрикнула от ужаса, а глаза наполнились слезами.
– Через восемь дней? Но он же умрет раньше…
– Нет, – скрипучим голосом произнес Жосс. – Черный человек сказал, что у бандита медвежья сила и что ее вполне хватит на эти дни до казни.
– А какую ему назначат казнь? – спросила Катрин с пересохшим горлом.
– Зачем ей заранее говорить? – упрекнул Жосса Ганс. – Хватит с избытком и того, чтобы она это узнала в день казни.
– Мадам Катрин мужественная женщина, приятель, – сухо ответил Жосс. – Не воображай, что она позволит тебе от нее что-то скрывать! – Потом, обернувшись к Катрин, он сказал: – Через восемь дней с него заживо сдерут кожу, а кожа этого невероятно огромного человека пойдет на создание статуи Христа. А его останки бросят в костер.
Катрин вынуждена была опереться о стену, прижимая руку к горлу, так как почувствовала позывы к рвоте. Увидев, как она позеленела, Ганс хотел ее поддержать, но она оттолкнула его.