Время нас подождёт
Шрифт:
Я попятился к двери.
— Не надо к стоматологу! Всё пройдёт!
— Та-ак, — голос Наташи стал деловито-строгим. — Это когда это у нас мальчишки стали бояться зубных врачей? Что за новости?
Когда она так говорит, таким голосом, ясно, что не отвертишься. Можно поспорить, конечно, но зуб разболелся совсем. Он давно уже ныл время от времени, когда я ел конфеты, или от мороженого, а сегодня вот решил меня, по-видимому, домучить. Видать, придётся…
— Наташ, а может, завтра… — слабо попытался возразить я.
— А ты забыл, что завтра суббота, и кто-то очень просился со мной
Я вздохнул. Стащил с себя рюкзак.
— Уговорила…
— Я сейчас оденусь и поедем! — заторопилась Наташа. — Или всё-таки лучше поешь, а то потом ведь есть нельзя будет!
— Я что, маленький совсем?! И сам доеду!
Наташа остановилась в дверях, нерешительно спросила:
— Точно?
— Обижаешь!
— А кушать?
— Потом.
— Ну ладно… Сейчас, погоди полис дам тебе… И деньги на дорогу. Если что, звони! Телефон взял?
— Ага!
У нас вообще-то и в школе есть стоматологический кабинет, но сейчас он был закрыт на ремонт и, чтобы лечить зубы, нужно было ехать в поликлинику. Школьников принимали без записи.
Ехать было недалеко — три остановки на троллейбусе в сторону вокзала. Я уселся на одинарное сиденье и стал смотреть в окошко.
Холодный ветер поднимал в воздух пакеты и гонял пыль на тротуаре. Он был похож на выпущенного Алладином из волшебной лампы джина, которому нечем было заняться. Он вообще, неплохой, этот джин, да только вот маялся от безделья и от этого становился вредным и скучным, и не хотел пускать в город весну. Снег чёрными бугорками лежал на газонах вперемежку с прошлогодней травой. В небе висели серые клочья облаков, некоторые из них медленно двигались. Похолодание!
Зуб, кстати, почти перестал болеть, как только я зашёл в автобус. Понял он, что ли, что я лечить его еду и решил сдаться? Ладно, может быть, там ещё и закрыто будет, или карантин, или очередь большая (из школьников, ага!) или… Ну мало ли что, вдруг — не придутся его лечить?..
Но больше всего меня беспокоил не зуб, не предстоящее его лечение, а те буквы в медальоне. Нет сомнения, что это электронная почта… Но внизу-то обычно так пишут пароль! Почему он не подходит?!
Может быть, это пароль не от контакта, а от самой почты? Надо было проверить, а я не успел — после игры мы заторопились по домам: Коле позвонила мама и сказала, что они едут в гости и что надо прийти побыстрее. Я только и успел рассказать про надпись на плёнке…
— Миш, а откуда он у тебя?
— Не знаю, Коль. Всегда он на мне был… Мне казалось, что от родителей…
— Приходи завтра — вместе посмотрим… А как твою маму звали?
Маму звали Евгения Степановна. И очень даже это имя совпадало с написанным адресом на бумажке: Jenny. Женя. Правда, почему Пух — непонятно? Винни-пух… Может быть, там какая-нибудь ошибка?
— Наверное, твоей маме нравился Винни-Пух, — предположил друг. — Сейчас же многие что-нибудь придумывают…
— А если не маме? Если это вообще не от мамы медальон?
Коля помолчал.
— Не знаю, Миш. На такие вопросы сразу и не ответишь… Если вообще… Ответишь когда-нибудь…
Глава 29.
Почерк и буквы.
«…остановка школа номер семнадцать! Следующая — рынок!»
Я вскочил. Моя!
В стоматологической поликлинике народу было немного. И никого из ребят! Стояли в регистратуре две бабушки, да читал газету на лавочке белобрысый парень. На входе — ведро с бахилками: выдумка современной цивилизации для поддержания чистоты. Светлые стены, белые лавочки, на полу — клетчатый линолеум, в углах — цветы с длинными листьями. В гардеробе — половина вешалок свободная. Я сдал куртку, подумал-подумал и встал в очередь за бабушками, чтобы всё разузнать. В январе мы ходили сюда проверять зубы, а вот как лечить их я представлял смутно…
Молоденькая тетенька в очках из регистратуры вежливо объяснила мне куда идти и дала талончик.
— Спасибо, — пробормотал я и отошёл. Зуб вообще теперь откликался лишь редкими толчками боли, и у меня появилась мысль: а может быть, не стоит его лечить? Ладно, раз уж приехал, хоть проверю, что ли. Может, его как-нибудь замажут без лечения, а?
Кабинет моего врача оказался в конце узкого коридора, за белой дверью с металлической ручкой и надписью: «Валентин Сергеевич Ольгин». На лавочке напротив двери сидела женщина с маленьким ребёнком и что-то ему быстро-быстро объясняла заискивающе-просящим голосом. Волосы у неё были длинные, каштановые, лицо худенькое, приятное. Малыш вертел тёмненькой макушкой и отвечал капризным тоненьким голоском:
— Не… Не хочу сидеть, хочу на машинках ката-аться!
И никакой очереди!
Я присел с краю лавочки. Женщина обернулась и несколько секунд изучала меня, а я изучал дверь: ужасно не люблю, когда меня рассматривают незнакомые люди. Даже красивые. Даже чьи-то мамы… Хотел было уже вздохнуть и встать, как вдруг дверь приоткрылась, оттуда выглянула женщина в белом костюмчике и позвала:
— Сидорова! Вы?
— Да, я! — забеспокоилась женщина. — Иду, иду! — потом она обратилась ко мне и спросила, — Мальчик, ты тоже сюда?
— Да.
— Мальчик, — умоляюще заговорила женщина. — Выручи, пожалуйста! Мне надо зуб лечить, а сынульку не с кем оставить! А в кабинет тащить не хочется его, да и не усидит он там… Может, поиграешь с ним немножко? Недолго, минут тридцать всего…
Я пожал плечами и покосился на мальчугана — он сердито сопел и смотрел на маму. Весь его вид выражал готовность вскочить и зареветь в полный голос.
— Если он будет со мной сидеть…
— Да будет-будет! — обрадовалась мама и порылась в чёрной кожаной сумочке, — вот здесь раскраска, фломастеры… ещё машинка его…
— Хочу кататься на машинке! — заканючил мальчик. — Ну ма-ма…
Женщина стала строгой:
— Ванечка, я пошла лечить зубки. Они у меня болят, и я не могу есть конфеты, — она смягчилась и добавила поласковее. — А потом мне доктор их полечит, и мы с тобой пойдём кушать пирожные! И на машинках кататься! Я скоро приду. Мальчик с тобой поиграет. Сидите здесь и ждите меня. — Она поцеловала его в макушку и добавила тихонько, — веди себя хорошо!
И скрылась за дверью.
Мы посмотрели друг на друга.