Время новой погоды
Шрифт:
После долгого рабочего дня Бадди вместе с горсткой Уродцев и несколькими Мечтателями сидел в вагоне-кабинете Ронды, отдыхая и наверстывая пропущенное из текущих событий – в данном случае знакомясь с новым вариантом программы «Шоу-Америка». Последнее время эта передача, после того как ее приобрела «Корпорация Америка», успела превзойти «Завтрашнее Шоу» Дэна Атмоста и стать самой популярной программой в стране. В эти дни на территории лагеря Мечтателей было не так уж много возможностей для отдыха – по причине новых проектов, которые они готовили после успешной акции «Гиблый Новый
По правде говоря, возникло такое множество проблем с окружающим их миром и требовалось сделать так много, что трудно было понять, где следует остановиться.
Но они все же останавливались, хотя бы время от времени. По вечерам они собирались вместе, то официально, то неофициально; звучала музыка, чаще всего – песни Алефа, посвященные освобождению овощей (слишком уж часто, считал Бадди, у которого возникла особая неприязнь к песне «О Баклажан, Мой Баклажан»).
Или же проводились нескончаемые обсуждения политических и социальных проблем: их особенно любил устраивать Родриго.
– Я пытаюсь увидеть все в долгосрочной перспективе. – Родриго откинулся на спинку кресла и отпил глоток крепкого пива из длинношеей бутылки. – Миры все время рождаются и разрушаются. О да, стоит попытаться предотвратить разрушение, но если мы потерпим неудачу… что ж, у природы своя собственная программа.
– Да ты просто предлагаешь уйти в кусты! – возразил Висенте. – Мы здесь для того, чтобы работать, страдать, возможно, мы и потерпим неудачу, как свойственно людям; но мы должны продолжать, потому что знаем: наше дело – справедливое.
– Мы этого вовсе и не знаем, – отвечал Родриго. – Откуда нам знать, может быть, права другая сторона? Откуда нам знать, может, «Корпорация Америка» выполняет план самой природы – уничтожить род человеческий и еще на шаг продвинуться в ходе эволюции?
– Другой стороны просто не существует, – вмешалась Ронда. – Мы все вместе замешаны в этом, независимо от того, понимаем мы это или нет. И не будет никакого «еще одного шага в ходе эволюции», если не будет времени и тяготения, чтобы эта эволюция продолжалась.
– А я думаю… – начал Бадди.
– Что ты можешь думать, ЛеБланк? – Последнее время Родриго приобрел неприятную привычку называть Бадди по фамилии – иронии ради. – Или ты просто хочешь предложить нам… пустой бланк? – Родриго расхохотался.
– Оставь его в покое, Родриго, – сказала Ронда. – Бадди очень много дал нашему делу, тебе следовало бы его уважать.
– Согласен, любовь моя, – протянул Родриго. – Так и быть, оставлю твоего маленького дружка в покое. Ты права, он оказал нам великую услугу, превратив наше движение в шоу уродцев.
Когда дело касалось Родриго, Бадди всегда терпел неудачу. Единственной реакцией, какая возникала у Бадди, было неутолимое желание нанести Родриго удар, как можно более сильный и в как можно более чувствительное место. Однако, как проходящий обучение пацифист, он не был уверен, что ему следует испытывать такие желания.
Несмотря на то что Родриго представлял собою мощную силу в движении Мечтателей, неоспоримым лидером организации оставалась Ронда, и было вполне очевидно – во всяком случае, это видел Бадди, – что Родриго завидует статусу своей возлюбленной. В их группе, разумеется, бывали неизбежные конфликты. Но когда кто-нибудь жаловался на кого-либо из членов организации – к примеру, на то, что Алеф на заре встречает солнце барабанным боем («это свобода вероисповедания, дружище, – настаивал Алеф, – она гарантирована Конституцией»), или на то, что бездомные устраивают себе жилье рядом с железнодорожными путями, или что тигры в полнолуние всю ночь рычат, – Ронда отвечала:
– Вы не понимаете. Мы здесь ВСЕХ принимаем.
И все же сознание общей цели рождало в их среде чувство близости и дружеские связи. Бадди особенно подружился с Висенте, который, хотя и был братственным близнецом Родриго, вряд ли мог бы сильнее отличаться от него характером. Висенте всегда считал, что Родриго первым протолкнулся через родильный канал, оставив Висенте переносить муки затянувшихся родов, во время которых вокруг его шеи обмоталась пуповина, едва не задушив его и оставив впечатление, что жизнь – вещь неопределенная и на нее нельзя полагаться.
– Быть счастливым нелегко, – утверждал Висенте. – Почему-то мне никогда это полностью не удавалось.
– Слишком много думаешь, слишком мало живешь. – Таков был единственный комментарий Родриго. – Ты когда-нибудь встречал счастливого интеллектуала?
После того как дневная работа бывала закончена, Бадди и Висенте часто усаживались в потертые, но очень удобные кресла в захламленном вагоне Висенте и рассуждали о политике, о науке, об обществе. В отличие от Родриго, который, если уж и снисходил до разговора с Бадди, то в основном для того, чтобы похвастать своими разнообразными, но малоправдоподобными подвигами, не исключая и смущавших Бадди историй о прошлых сексуальных победах, Висенте был и остроумен, и умен. Они с Бадди порой проводили вместе долгие ночные часы, обсуждая проблемы, стоящие перед сегодняшним миром.
– Оглядывая злодеяния истории, – говорил Висенте, – я не могу не испытывать презрения к человеческому роду. Но к большинству отдельных людей, которые встречаются на моем пути, я питаю самые добрые чувства. Как такое возможно?
– Мне кажется, – отвечал ему Бадди, – что недостатки одного человека умножаются десятикратно, когда люди объединяются в сообщество.
Висенте кивнул в знак согласия.
Но тут Бадди умолк, потому что в голову ему пришла ужасная мысль:
– Я не думаю, – сказал он, – что это означает, будто то же самое может относиться и к нам?
– Ты видел последнюю депешу? – спросила Ронда у Бадди, когда они собирались начать очередную еженедельную Встречу в Верхах, как они называли собрания узкого «правящего» кружка организации, на которые приглашали и Бадди. Весь лагерь в то утро был охвачен возбуждением: пришла весть о новейшем плане «Корпорации Америка» стимулировать застойную экономику – указом правительства заменить День благодарения новоизобретенным Национальным Днем Покупателей.