Время Обреченных
Шрифт:
Авестьянов покачал головой, мол, хорош штаб-майор – дурной прыти как у юнкера. Затем скользнул глазами по курящим вдалеке у НП штабным офицерам кавбригады, отыскал Колохватова. Тот что-то обсуждал с командиром 40-го кирасирского полка полковником фон Шейдеманном. "Фон, фон… фон-барон", – вспомнилось Григорию присловье из юности. Шейдеманн Павел Оттович был курляндским немцем, предки его лет наверное как двести обрусели. Однако за своё фонство-баронство держится. И правильно делает, это простое уважение к своему роду.
– Ну те в блиндаж, – предложил Авестьянов. – Чаю
– Наброски, Григорий Александрович?
– Ну вы же набросали в записнике корректировки по плану учений? По глазам вижу, набросали. Смотрю, теперь очередь кавбригады настала весёлый денёк пожинать.
Рытников улыбнулся, тронувшись медленным шагом к НП вслед за командиром корпуса.
– Уж я заготовил фунт неожиданностей…
– Не сомневаюсь, Афанасий Андреич, не сомневаюсь.
НП начальника 30-й конно-механизированной дивизии генерал-лейтенанта Комелева располагался в просторном блиндаже с настилом в шесть накатов. Помимо связистов и порученцев с адъютантами, здесь присутствовало почти всё дивизионное командование.
Авестьянов с Рытниковым засели в отдельном кубрике, куда вскоре адъютант начдива принёс две кружки заваренного на походной печке чая. Намётки на вторую фазу учений Григорий изучал минут двадцать, не по разу переворачивая туда-сюда странички, медленно потягивая чай и одновременно куря папиросу. Рытников тоже пил чай и молчал, казалось его не волновало внимание командира корпуса к его блокноту.
– Ну что же… – наконец оторвался от записей Авестьянов. – Весьма неожиданно. Будь я на месте комбрига… Одно только смущает: вы ставите кирасир в условия обыкновенной пехоты. Конница, она ведь для оперативных прорывов предназначена.
– На это у меня, Григорий Александрович, имеется встречный вопрос: всегда ли обстановка позволяет действовать по шаблонам?
– Нда, тут правда ваша. Боевые реалии могут принимать порой самые фантастичные окрасы… Постойте, вы часом не последователь идей генерала Ланского?
– Разве что отчасти. Здравое зерно у него есть. Я считаю, кавалерия доживает своё последнее время в военной истории. Но списывать её подчистую, как ратует Ланской, я бы не стал.
– Точку в борьбе доктрин окончательно поставит грядущая война. Тогда и посмотрим кто над кем смеяться будет. Плутократы или мы.
– Вы считаете расформирование кавалерии в армиях Антанты ошибкой?
– Да. И она нам на руку. Помните, как лондонские и парижские газеты смеялись в тридцать шестом?
Рытников кивнул. Прессу стран Антанты, когда в Испании началась гражданская война, он изучал самым внимательным образом. Сколько спеси и издёвки во французских и английских газетах было по поводу прибытия в Испанию драгунских и уланских полков в составе 1-го Русского Добровольческого корпуса. И вот на дворе 1938-й и пыл иностранных писак давно остыл.
– Помню, Григорий Александрович. Но я думаю, в генштабе чрезмерно увлекаются кавалерией.
– Да не скажите. В ущерб моторизации армии ничего не идёт. Даже казачьи войска моторизовываются.
– Это
– Дозвольте, господин генерал! – заявился в кубрик рядовой из штабной команды. – Начальник дивизии господина полковника требует.
– Ступайте, Афанасий Андреич.
Оставшись в одиночестве, Авестьянов прикрыл глаза и облокотился спиной о бревенчатую стену. Минуты через три резко встал, решив понаблюдать за работой офицеров дивизии. Первыми по пути попались "пушкари", к ним он и завернул.
Начарт 30-й КМД полковник Андриянов наблюдал за ходом артиллерийских стрельб из собственной стереотрубы, он по обыкновению горячился, периодически хватал трубку полевого телефона и хвалил либо крыл матом артиллерийских командиров. Рядом с ним за ходом стрельб наблюдал полковник Вышинский, командир 252-го артполка, входящего в состав 30-й КМД. Его полк в полном составе прибыл на полигон до рассвета. На НП Вышинского вызвал начарт для разбора утренних стрельб.
– А хорошо стреляют дивизионцы, – отметил Авестьянов, подойдя к Андриянову. – Не правда ли, Борис Александрович?
– Так точно! – оторвался от панорамы начарт. – Дивизион выполняет стрельбы с открытой огневой побатарейно. Поражение целей по нормативам.
– Кто комдив? – Авестьянов приник к нарамнику панорамы, заняв уступленное Андрияновым место.
– Дивизионом командует подполковник Эшшольц…
– Николай Карлович? Наслышан, наслышан…
– Он самый, господин генерал-лейтенант. Эшшольц – один из лучших артиллеристов нашей второй армии. На последних армейских соревнованиях занял первое место среди комдивов.
– Остзеец? – поинтересовался Авестьянов. Про артиллерийские соревнования, прошедшие в середине марта он уже знал от Колохватова. Интересно, как пишется фамилия Эшшольц на немецком? Eschscholtz? Фамилии, как известно, под правила не всегда подпадают.
– Никак нет, не остзеец, – ответил Андриянов. – До гражданской жил в немецкой колонии в Таврии.
Местность в панораме выглядела как лунный пейзаж. Земля ещё не покрылась травяным ковром, ни деревьев, ни других ориентиров. Все холмы и неровности давно срыты и перепаханы снарядами. Ориентирами при корректировке огня служили реперные разрывы старых шрапнелей. В километре левее от дивизиона мелькали ало-красные трассеры 37-мм зениток, батареи зенитной роты упражнялись в настильной стрельбе по движущимся мишеням. Артполк в это время очередной раз менял позиции.
– Передайте Эшшольцу мою похвалу, Борис Александрович.
– Есть, передать похвалу! – щёлкнул каблуками Андриянов и вновь занял место у стереотрубы.
Авестьянов покинул артиллеристов и едва не столкнулся с Колохватовым, обменявшись с ним междометьями и улыбками.
– Прибыл эскадрон, господа! – возбуждённо объявил ввалившийся на НП адъютант Комелева.
– Вольная птица принеслась… – прошептал Григорий.
– Кто принеслась? – спросил Колохватов.
– Это я о своём, Нестор Иванович, не берите в голову… С утра хочу на это чудо расчудесное посмотреть.