Время Обреченных
Шрифт:
____________________
ЧАСТЬ II КОГДА ГРОЗА НА ГОРИЗОНТЕ
Как ныне сбирается вещий Олег,
Отмстить неразумным хазарам,
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам.
Так громче, музыка, играй победу!
Мы одолели, и враг бежит, бежит, бежит!
Так за Отечество, за Русь, за нашу Веру
Мы грянем дружное ура, ура, ура!
Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник.
Один из белогвардейских вариантов популярной в XIX-XX веках песни на стихи А.С. Пушкина
Бавария, 5
За кормой парохода "Эрих Мильке" расползался пенный след Изара. В небе, слегка покрытом рябью облачков, кружились и пищали чайки. Где-то неподалёку на крутых обрывах берегов располагались их вековечные гнездилища.
Карл Заммер стоял на юте в одиночестве, облокотясь на широкий леер, курил, рассматривал вспененные гребными винтами волны. Он часто сюда приходил за прошедшие полдня, приходил подышать воздухом, выкурить сигару, поразмышлять. В одноместной каюте первого класса ему было откровенно скучно. Собственно, плевать бы ему на скуку как таковую, за последние годы доводилось и не так поскучать. Бывали такие периоды затишья. Затишья после кипучих, насыщенных событиями недель. Читать южногерманские газеты он не любил, хоть и приходилось. Иностранные газеты на пароходе продавались только гражданам стран Антанты. Чёрт знает отчего так, ведь дойчманов среди пассажиров "Эриха Мильке" он не встречал. В ресторане, что на второй палубе, он позавтракал и отобедал в одиночестве, почтенные сэры и леди общались только с людьми своего круга, французы вели себя нагло и идти с ними на конфликт в его планы не входило. Редкие аргентинцы, итальянцы, венгры, американцы предпочитали кучковаться группками. Аргентинцы и жители солнечных Апеннин вели себя приветливо и не прочь были перекинуться парой слов, но дальше улыбок и нескольких фраз общение с ними не шло, испанский и итальянский Заммер знал крайне скудно. Одиночество. Это даже к лучшему. Одиночество Заммера устраивало вполне.
– Сэр, вы позволите составить вам компанию?
Заммер обернулся. Одетый в костюм-тройку молодой человек выдавил из себя вымученную улыбку. Шляпу, как и большинство пассажиров на палубе, он предпочитал держать в руках, день сегодня такой – нет-нет да налетит резкий порыв ветра. Вместо галстука он носил строгую чёрную бабочку, среди британцев, а он был несомненно британцем, здесь в Баварии это было большой редкостью. Карл тоже предпочитал бабочку, к масонской удавке он питал неприятие. Чего не скажешь об англичанах, французах и американцах, как один щеголявших в почти однотипных по покрою деловых костюмах, не зависимо от рода занятий – биржевой брокер ли, журналист, чиновник или торговец. Даже королевские офицеры обзавелись галстуками цвета хаки для повседневных и парадных мундиров, этакими удавками как у коммерсантов и демократов-плутократов.
– Буду рад, – ответил Заммер, кривя душой, впрочем, внешне это никак не отразилось.
– Дункан МакКол, – представился молодой человек, занимая место у леера. – На данный момент я просто путешественник.
– Карл Заммер. Служащий компании "Гауэр и Матусевич".
– Не слышал о такой, – МакКол пожал плечами. – Я в Баварии недавно. И то – ненадолго.
– Вы шотландец?… – Заммер намеренно выставил себя невеждой, в конце концов хорошо если каждый десятый европеец различает шотландские фамилии, а если в них к тому же отсутствуют родовые приставки Мак, так и того меньше. Да и не все европейцы о Шотландии знают. Сам же Карл фамилию собеседника раскусил играючи, он по-видимому из горцев, англизированная McColl происходила скорей всего от гаэльской MacKol.
– Конечно я шотландец, – подобрался МакКол. – Я разве похож на англичанина?
– Прошу меня простить, я в ваших островных нюансах не разбираюсь, – соврал
Фенотип чистых валийцев и шотландцев имел ряд отличий, к тому же он был слишком сдержан, даже улыбка давалась ему с большим трудом. Большинство шотландцев не любят обнажать свои чувства, им претит бурное проявление эмоций, а попади на их праздник, например, темпераментный испанец, он нашёл бы мероприятие ужасно скучным – этакая толпа угрюмых и несловоохотливых мужчин и женщин, топчущихся на месте словно на переломанных ногах, в их устах "сойдёт" или "не плохо" – высшая похвала. А уж если типичному шотландцу взбредёт что-то в голову, он как осёл будет гнуть свою линию и не успокоится пока не добьётся своего или пока не уверится в недостижимости идеи.
– Хорошо… – сказал после паузы МакКол. – Вам, пожалуй, простительно.
– Вы настолько не любите англичан?
– Знаете, сэр, тут даже не в любви дело. Дух старой Шотландии остался только в провинциях… У нас даже язык свой – гаэлик мало кто знает. Он преимущественно в горах остался. На равнинах и в городах давно скотиш, а он почти английский. Заявись я, к примеру, в Глазго в родовом килте, мои же сверстники меня обсмеют.
Заммер совершенно искренне удивился.
– А как же армия? Шотландский полки? – он припомнил солдат 4-й пехотной дивизии, особенно полк "Чёрной стражи", носивший чёрные килты и особые шотландские кители – дублеты, да и головные уборы "Тэм О"Шэнтер", названные по имени героя национального фольклора, смотрелись очень своеобразно, особенно из-за красного пера вместо кокарды. – А как же праздники, наконец?
– Армия – это другое дело, это воспринимается как элемент самобытности. Праздники… На праздниках, сэр, в килтах ходят всё больше музыканты. Горожане не спешат их одевать, кто корни потерял, не зная собственных родовых цветов, кто не желает выглядеть деревенщиной. Вот в глубинке, особенно в горах – там по-другому, жива ещё Шотландия.
МакКол вытащил из кармана трубку, извлёк пыж, не дававший высыпаться заранее набитому табаку.
– Вот так, сэр, – он зажал зубами изогнутый мундштук и прикурил от спички, попыхивая дымом при "растопке". – А вы не плохо на английском говорите.
– К моему сожалению, английский знаю не досконально, – посетовал Заммер. – Пришлось вспоминать университетские занятия. В Баварии без него трудно.
– Вы, насколько я могу судить, немец?
– Совершенно верно.
– И поскольку вы сейчас на этом пароходе, значит не из Южной Германии.
– Я из Праги.
– О! Прага! – оживился МакКол. – Я как раз подумываю отправиться в санаторий в Карлсбад.
– Боюсь вас огорчить, но Карлсбад не под Прагой, он в соседней провинции.
– Да? Какие там огорчения… Всё равно через Прагу ехать придётся, давно хотел посмотреть столицу Богемии.
– Знаете, сэр, – Заммер пыхнул сигарой, – при чехах, пожалуй, не стоит упоминать Богемию, они сейчас это не любят.
– А как же быть со знаменитым богемским хрусталём?
Заммер пожал плечами.
– Германизация Чехословакии уходит в прошлое, особенно Чехии. Богемия и Моравия – моветон. Карлсбад, кстати, тоже. Чехи называют его Карловы Вары. Кроме того, теперь в Праге в почёте англоманство и франкофильство.
– Жизнь не стоит на месте, – философски заметил МакКол, выпуская клуб дыма. – Старушка Европа уже не та.
– Это чувствуется особенно здесь – в Баварии, – Заммер скорчил кислую мину.
– Вы правы, сэр, – МакКол полуобернулся и махнул трубкой на возлегающих в шезлонгах, что стояли ближе к полубаку, британских офицеров. Те курили, читали прессу, потягивали виски и ром. – Колониальные войска. На днях довелось мне наблюдать нелицеприятную сцену в Мюнхене. Наши офицеры порой ведут себя с немцами как с какими-нибудь аборигенами тропических колоний.