Время перемен. Дилогия

Мазин Александр Владимирович

Разумеется, круг моих друзей не ограничивался Ванькой, Мишкой и Серегой. Но, если не считать родителей и деда, ближе этих троих у меня никого не было. Даже со стариной Ирландцем у меня никогда не будет такой дружбы. Если говорить откровенно, то любой из двухсот десяти моих «односкамеечников» был мне ближе, чем мои коллеги по «Алладину». И я знал: если понадобится, любой из бывших «государевых орлят», не задумываясь, окажет мне любую помощь, если это не пойдет вразрез с его долгом и честью. И любой рад будет выпить со мной водочки и поговорить о жизни. Но у всех — свои дела, семьи, проблемы… А у меня всего лишь четырнадцать дней. И не заметишь, как кончатся…

С Ванькой мы встретились

в вестибюле «Демьяна». Сучков вошел практически следом за мной. Это для королей точность — вежливость, а для наших профессий — жизненная необходимость.

— Какой-то ты тощий стал! — приветствовал меня Ванька, предварительно сгребши в охапку и похрустев моими ребрами.

— А ты, братишка, какой-то бледный! — парировал я. — Небось из-за монитора не вылезаешь, кабинетный работник!

— И не говори! — вздохнул Ванька.

Мы поднялись наверх. Обслуга при виде жандармского мундира засуетилась подобострастно. Тотчас сняли с лучшего столика табличку «заказано», усадили нас с максимальным пиететом, после чего Ванька их шуганул, оставив только одного, наименее суетливого. Это правильно. Терпеть не могу, когда у меня над ухом сопят и суются с бутылкой, не успею я бокал на стол поставить. Все-таки не удалось деду привить мне аристократические замашки.

— Кого из наших уже видел? — спросил Ванька.

— Никого. Ты первый. Сереге звонил. Он завтра возвращается. Звонил Мишке, но там вообще…

— Мишке звонить не надо, — сказал Сучков.

Таким тоном, что я сразу перестал улыбаться.

— Что с ним? — быстро спросил я. — Он… живой?

— Не знаю, — буркнул Иван. — И знать не хочу.

— Та-ак… Ну-ка выкладывай! — потребовал я.

Нужно было сделать что-то действительно из ряда вон: изнасиловать монашку, публично оскорбить Государя — чтобы Ванька отказался от лучшего друга.

Нет, монашек титулярный советник Лебедкин не насиловал. Он выкинул кое-что похлеще. Сбежал в Китай. Вернее, в Китай он уехал совершенно официально, в служебную командировку от своего Департамента. И уже из Китая прислал рапорт с просьбой об отставке. Мол, он, Михаил Лебедкин, наконец прозрел Истину и желает отныне служить только Богу.

— Не понял… — произнес я. — Богу? В Китае? У нас что, своих монастырей нет? Это что, вербовка?

— Нет, — покачал головой Сучков. — На это — ни намека. Мы проверили.

— «Мы»?

— Ну не жандармерия, конечно. Меня привлекли к расследованию… как друга и специалиста. Рассматривался вариант по моему профилю.

— И что?

— Ничего. Никакого намека на секту или что-то подобное. Было предложение привезти его домой, но решено было его не реализовывать.

— Почему?

— Потому! — сердито сказал Сучков. — Потому что господин Лебедкин — свободный гражданин Российской империи, не совершивший никаких противоправных действий и, согласно Конституции, вправе сам решать, где ему жить, что делать и как отправлять свои духовные потребности.

— А служба? А присяга?

— Да ничего! Кто угодно может просить об отставке по состоянию здоровья. В том числе и здоровья психического. И в условиях мирного времени руководство обязано это просьбу удовлетворить. И удовлетворило, поскольку если его благородие выкинул подобный финт, то нормальным его считать как-то странно. Тем более что китайские спецслужбы заходов на него не делают, это проверено. Короче, дело закрыто.

— Считаешь, зря?

— Да, считаю, что зря! — жестко произнес Сучков. — Считаю, что это было не внезапное помрачение мозгов, а подготовленная акция.

— Почему?

— Потому что господин Лебедкин подался в богоискатели через две недели после того, как его отца с почетом проводили на пенсию.

— Ну и что?

— А то, что Мишка всё продумал заранее. И просто дожидался батиной отставки. Не хотел портить старику карьеру.

— Допустим.

Но остается вопрос — зачем?

— Хрен знает. Нес какую-то ахинею…

— Ты что, с ним виделся? — воскликнул я. — В Китае?

— Виделся. В Китае. Всё, Тёмка! Дело закрыто! И мы с тобой эту тему тоже закрываем! Эй, человек, где наша водка?

— Сию минуту, ваше высокоблагородие! — официант с графинчиком возник как из-под ковра.

— Вообще-то мы водку не заказывали, — напомнил Грива.

— А теперь заказали! — Сучков поднял стопку. — Ну давай, брат, за встречу!

— Давай, — согласился Артём. — Чтобы вместе да почаще! — и проглотил, не чувствуя вкуса.

Нет, ну надо же… Мишка Лебедкин… Абсурд какой-то…

Пообедав, мы в охотку проехались верхом вдоль набережной, поглядели на разноцветные паруса прогулочных фрегатов, на девушек, верховых и пеших, которые тоже бросали на нас заинтересованные взгляды. Правда, в основном на Ивана: на фоне черно-серебряного великолепия жандармского мундира моя «гражданка» смотрелась бледно.

Я проводил Ивана до Большой Мещанской, где в скромном сером доме располагается Департамент наблюдения за территориями и, соответственно, Комитет Конституционного Контроля, глава которого подчиняется непосредственно Государю Императору и, по слухам, обладает властью большей, чем секретарь Государственного Совета, не говоря уже о господине премьер-министре.

Здесь мы с большим сожалением расстались: Ивану надо было передать текущие дела и подготовиться к командировке. Вдобавок у него были какие-то домашние проблемы, о которых он распространяться не стал. Зато предложил слетать в вместе в Махачкалу, суля в качестве компенсации за жару прием по высшим стандартам восточного гостеприимства. И я почти согласился. Жары я не боюсь. После Африки к нашей азиатской жаре вполне можно привыкнуть. Но вовремя вспомнилось: я в отпуске. А в отпуске сотрудник «Алладина» обязан отдыхать. Дома. Это его долг перед человечеством.

В общем, попрощались, не рассчитывая вскоре увидеться. Но человек, как говорится, предполагает, а располагает… сами знаете, кто. Даже, если речь идет о подполковнике с тремя буквами «ка» на шевроне и майоре самого «Алладина» с рангом, «приравненным к рангу младшего камергера Его Величества Государя Императора».

Я неторопливо прогуливался по родному городу и вспоминал времена, когда круг моих забот ограничивался лишь стратегическими интересами Российской империи. Мне ведь было всего двадцать четыре, когда Головастый, то бишь главный электронный комплекс Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований (или, как его чаще называют — «Алладин») при Международноом координационном Центре по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции вытащил из колоды мою карту. Не только мою, разумеется. Незримые щупальца самой серьезной силовой структуры мира, как я узнал позже, таскали из всех колод всех цивилизованных и почти цивилизованных государств молодых и перспективных и предлагали нам, еще даже не кандидатам, а так… заинтересовавшим, пройти первичное тестирование. Признаться, я был польщен. Но не слишком. Я был самым молодым и самым перспективным штабс-капитаном в Управлении, только за прошедший год проведшим две успешные операции в контролируемом регионе: одну лично, вторую — через агентов влияния. В результате неудобный России чернокожий президент стал замороженной тушкой в холодильнике своего «наследника» и одна маленькая, но очень удачно расположенная страна на западном побережье Африки вышла из-под протектората Израиля и (естественно) тут же оказалась под покровительством его конкурента, Южноафриканской Республики… И контракт на создание информационных сетей в переменившей покровителя стране достался России: бесплатных завтраков не бывает.