Время перемен. Дилогия
Шрифт:
— Получается, не будет ни большеголовых карликов, ни свинцовых яиц. И будут эти хомо сапиенс новалис внешне — вылитые старые человеки. Более того, они могут и сами не знать, что они — новый вид. Вот ты, например… Может, ты и есть — новый человек?
— Нет уж! — Батя засмеялся. — Я уже слишком стар. Ты — другое дело!
Глава семнадцатая
О СЛУЖЕБНЫХ ТАЙНАХ И ПРЕВОСХОДСТВЕ ДЕРЖАВЫ
Маленькое кафе размещалось в зеленом уютном дворике. Четыре стола, ступенчатый фонтанчик, два
— Штрафную! — моментально провозгласил Буркин.
— Без проблем! А за что пьем?
— У меня сын родился! — торжественно объявил Иван.
— Поздравляю! Все нормально?
— Угу. На месяц раньше, но это не страшно. Два восемьсот. Клавка говорит: красавец, весь в меня! — Сучков просто светился от счастья.
— Если красавец, то точно не в тебя, а в Клавку! — улыбнулся Буркин.
— Ты, Серега, лучше на себя посмотри! — обиделся новоиспеченный отец. — Эх! Удачно я все-таки в Махачкалу не поехал! Родила бы Клавушка без меня, нехорошо получилось бы.
— А что там, в Махачкале? — спросил я, проглотив скользкий рыжик. — Не по моей части?
— Ишь, пуганая ворона куста боится! — Иван подмигнул Буркину. — Не боись, Алексеич, в Махачкале все замечательно. Нормальная секта: Аллах Акбар плюс Харе Кришна. Обычный псевдорелигиозный синтет с примитивной философией и совсем не примитивной, я бы даже сказал — талантливой методикой психообработки. Наши психологи в полном восторге. Даже жалко сажать.
— А тех, кого он оболванил, не жалко? — осведомился Буркин.
— Не боись, мы им мозги поправим.
— Сколько этому самородку светит? — поинтересовался я.
— До восьми лет. А потом — пожизненное лишение прав и запрет на занятия общественной деятельностью. Но не сказал бы, что он — самородок. Дипломированный специалист. Утверждает, что проводил научный эксперимент. Ты кушай, кушай, вот салатик возьми.
— Ох уж мне эти экспериментаторы… — проворчал я.
Буркин тем временем плеснул по второй.
— Давай, брат, за Клаву твою! Чтобы все у вас было путем!
Сбоку неслышно возник официант:
— Горячее подавать, ваше высокоблагородие?
— Неси, — разрешил Сучков. — Эх, братцы, как жить-то хорошо!
— Постучи — сглазишь! — быстро сказал я. Сразу вспомнилось нехорошее. — Как наша тема, Иван? Есть движение?
— Работаем, — уклончиво ответил Сучков. — Дело на контроле Императорского Совета, так что самых башковитых умников подключили.
— Угу, — подал голос Серега. — И один из этих башковитых уже слил тему китайцам.
— Да ты что! — воскликнул Сучков. — Кто?!
— А это, брат, оперативная информация, — строго произнес статский советник Буркин. — Это я к тому…
— …что они там, в разведке, тоже не лаптем щи хлебают! — засмеялся я.
— Угу, — буркнул Сучков. — Шампанское пьют. Из дамских туфелек. Что с ним сделали?
— С кем?
— Со шпионом?
Мы с Серегой переглянулись.
— Жандармы! — выразительно произнес я. — Что с них возьмешь?
— Но размножаются они получше некоторых! — заметил Буркин. — Выпьем за это! Иван, не свирепей. Это у тебя работа — выявлять и прекращать. А наша задача — обеспечить информационное превосходство Державы. Ученые — они такие. Постоянно общаются и постоянно друг другу выбалтывают что-то… имеющее соответствующий гриф. Нормальный процесс. Наш сболтнул, так ведь и китайский тоже кое-что полезное поведал. Например, оказалось, что у них такая же петрушка с самоубийствами имеется. В Тайване. Но там другой расклад. Это у нас в Санкт-Петербурге суицидников нормально в год десяток, а у них там счет на сотни идет. Так что, полсотни туда, полсотни сюда…
— Анекдот есть такой, — перебил я. — Сибирский. Встречаются лиса, волк и медведь. Делятся воспоминаниями: кто как зиму провел.
Я, говорит лиса, на птицефабрику контролером устроилась, поработала неделю, но не удержалась как-то: на две курицы больше запланированного процента убыли съела, недосчитались и выгнали!
А я, говорит волк, в питомник розыскных собак завербовался. Гавкать научился, показатели самые высокие давал… Но однажды не выдержал: кинолога слопал, а они, оказывается, все посчитаны. Еле ноги унес.
А я, сказал медведь, на стройке вот работаю в одной гонконгской фирме. Нормально.
Волк и лиса:
— И что?!
— А там китайцы одни, кто их считает…
— Я этот анекдот уже слышал, — сказал Буркин, бросив на меня внимательный взгляд. — Только там вьетнамцы, помнится, фигурировали… Хочешь сказать, ваш «Алладин» уже в курсе насчет Тайваня?
— Сказать я ничего не хочу, — усмехнулся я. — Это ты сказал. А вывод?
— Вывод, очевидно, таков, что это не общее нарастание тяги честного народа к самоубийствам, а некая локальная функция, коррелирующая… С чем?
Хитрец Серега.
— Так я тебе и выдал все служебные тайны! — усмехнулся я. — Лучше, друзья, я вам гипотезу изложу, которую мой батя вчера надыбал.
Поскольку авторитет Алексея Андреевича Гривы среди моих однокашников был на стратосферной высоте, то оба моих дружка мигом превратились в слух, и я вкратце изложил им идею «нового человека».
— Хм-м… — скептически произнес Сучков. — Ну, я не знаю…
— И сколько вы с батей перед этим приняли? — поинтересовался проницательный Буркин.
— Пустяки. Пару бутылочек калифорнийского.
— Водку надо пить! — назидательно произнес наш сибиряк. — Давайте-ка выпьем за Сучкова-младшего! Чтоб пошел он по батькиным стопам и служил Государю и России доблестно и преданно, как дед его служил и отец служит!
— Спасибо, братцы! — растрогался Иван.
И больше мы о деле в тот вечер не говорили. Только в самом конце, когда рассаживались по вертушкам, Буркин меня тихонько спросил:
— Ну так что там, на Тайване?
Он, конечно, сибиряк. Не опьянеет, даже если водка из ушей потечет. Но я тоже не юная курсистка.