Время перемен. Дилогия
Шрифт:
— Потепление! Ой как интересно! — прощебетала девица.
Ее дядя криво улыбнулся. Погода, как же. Небось сделал зарубку в памяти: узнать, когда, где и по какому поводу мы с дядей Колей встречались. Перебьется. Ни польскому сейму, ни украинской раде совершенно ни к чему знать о глобальных проблемах империи. Их известят, если потребуется пошуметь. Это они могут.
Я посмотрел на деда, танцующего со своей невестой, и мне вдруг остро захотелось напиться.
Я перевел взгляд на Грищенко-Жолотовского, и тот мгновенно отреагировал на мое невысказанное желание, откашлялся (чуткий
— Во здравие Государя! — провозгласил он.
Мы с дядей Колей встали. Я отобрал графинчик с водкой у лакея, вознамерившегося плеснуть мне в стопку, и наполнил до краев фужер для шампанского.
— Здравие Государя! — рявкнул я и в три глотка осушил фужер. В лучших традициях Школы. Закусил поданным на вилке рыжиком.
Хорошо пошло. Сразу полегчало.
Главный украинский монархист поглядел на меня с уважением.
Подали горячее.
Дед с Валентиной всё кружились.
— Говорят, на вас пытались совершить покушение? — подала голос госпожа Грищенко-Жолотовская. — Там, в этой дикой Америке.
«Пытались совершить покушение». Ну надо же. Впрочем, в ее речи чувствовался польский акцент. Возможно, по-польски она говорит лучше, чем по-русски… Что ж, она достаточно привлекательна, чтобы не беспокоиться о правильной речи.
— Увы, мадам. Не пытались, а совершили, — скорбно ответил я, приняв еще водочки.
— Мы так переживали за вас и вашего друга, буквально не отходили от гало!
— Благодарю, мадам.
Можно не сомневаться, что наши СМИ сделали из инцидента отменное шоу.
— Вы, наверное, очень переживали, когда вас посадили в их тюрьму. У них такие отвратительные тюрьмы. Представляю, каковы их обитатели! — супруга лидера монархистов закатила глаза.
— И не говорите, мадам, — вздохнул я. — Меня там пытались изнасиловать.
— Ах! Но это же невозможно!
— Конечно, невозможно, мадам, — я проглотил еще одну порцию водки. Как-то слабо меня берет. Должно быть, от жирной стерлядки.
— Само собой — невозможно. Но попытка — была.
— И как же вы поступили, бедный?
— Я их всех убил.
— Вы, вероятно, шутите?
— Конечно, шучу, мадам. Я убил только троих.
Тут я поймал укоризненный взгляд дяди Коли и обнаружил, что графинчик опустел.
Я поглядел на ближайшего лакея. Тот сделал вид, что не понимает намека.
— Любезный, — сказал я ему, — ты ослеп? Или тебе наскучила твоя работа?
Лакей метнул жалобный взгляд в сторону дяди Коли. Тот чуть заметно кивнул. Ах вот как! Это заговор!
Я собирался вспылить, но тут появился полный графинчик, из которого немедленно наполнили мою стопку.
Я встал. Взял стопку.
Поглядел на танцевальную площадку. Дед с Валентиной самозабвенно вальсировали уже минут двадцать.
— За прекрасных дам! — провозгласил я, пристально глядя на госпожу Грищенко.
Потом посмотрел на стопку. Нет, это просто оскорбительно — пить за дам из подобной посуды. Я снова взялся за фужер.
— Помню, однажды пили мы водку с руководителем нашей резиндентуры в Сомали, — начал я слегка заплетающимся языком. — Представьте, сударыни, жара — под пятьдесят
Дамы были шокированы. Вернее, делали вид, что шокированы. Грищенко-Жолотовский взирал на меня со снисходительностью еще трезвого к уже пьяному. Дядя Коля косился настороженно-неодобрительно.
— Простите, Артём Алексеевич, — прорезался сквозь приятную алкогольную дымку голосок племянницы. — Я не поняла, вы сказали, что с этим, забыла, как его — руководителем изображали молодоженов. Неужели африканцы вам поверили?
— Они же дикари, сударыня, — улыбнулся я. — Белых людей различают только по цвету одежды.
— Но разве они не видели, что вы оба мужчины?
— Вообще-то тогда руководителем резидентуры в Сомали была женщина, — снисходительно пояснил я. — Но эти дикари, им вообще-то всё равно. Вы не слыхали истории о том, как юаровские зулусы поймали китайца и североамериканца?
— Нет.
— Очень смешная история. Хотите, расскажу?
— Артём, может не надо? — вмешался дядя Коля.
— А-а-а… Вы знаете! — я погрозил ему пальцем. — А девушка, может, тоже в Африке будет работать. Или писательницей станет… Может, ей пригодится. Так вот, поймали их зулусы и говорят: «Выбирайте: котел или мамука». Ну, котел — это понятно. Время голодное… У них там всегда голодное время. Антилопы с буйволами повымерли. Из мяса только человечина. А мамука — что такое?
А это, говорят, такая веселая африканская игра: поимеем вас всем племенем.
Китаец тут же выбрал мамуку. Отмамучили его и отпустили. Североамериканец посмотрел на это дело и говорит: «Я выбираю котел». — «Молодец! — хвалят зулусы. — Такой храбрый и гордый черный человек. Кто съест сердце и печень такого храброго воина — еще большим храбрецом станет. Мы тебя съедим с удовольствием, черный человек. Но сначала — мамука!» — Тут я расхохотался, и племянница тоже захихикала. Не знаю, почему она мне сначала не понравилась. Такая простая девчонка…
Я потянулся к ней через стол, прошептал:
— Сударыня, если вам будет угодно, я велю подготовить для нас кабинет.
Девушка покосилась на родственников, порозовела и потупилась.
— Ах, Артём Алексеевич, разве можно такое?
— А что? — удивился я. — Это же клуб. Здесь должны быть кабинеты… — и вдруг обнаружил, что с катастрофической скоростью трезвею. Словно получил соответствующий укол. Я с подозрением покосился на лакея. Может, они добавили что-то в водку? Нет, вряд ли. Я бы почувствовал. Да и нет снадобья, действующего с такой скоростью. Разве что полное переливание крови. Вот черт!