Время перемен. Дилогия

Мазин Александр Владимирович

Я скривился еще больше. Императорский клуб — это жутко чопорное заведение для великосветских воротил. Как «лицо, приравненное к рангу младшего камергера» я имел право посещать эту забегаловку для министров и царедворцев, но никогда этим правом не пользовался. И сейчас тоже не имел ни малейшего желания.

— Там форма одежды — фрак или смокинг, — попытался отвертеться я. — Меня не пустят.

— Со мной тебя пустят даже в шотландской юбке! — самоуверенно заявил дед. — Но и смокинг для тебя найдется.

— Мы с тобой разного роста, дед, — заметил я.

— Это твой смокинг! — отрезал дед. — Сшит специально для тебя.

— И давно? — поинтересовался я.

— Доставили час назад.

Всё. Разговор окончен. Через двадцать, нет, через семнадцать минут я жду тебя экипированным и жизнерадостным. Прекратить разговорчики, майор, и исполнять приказ высшего по званию!

— Ты не из моего ведомства, генерал, — буркнул я. Но отправился «исполнять».

Дед имел над окружающими необъяснимую харизматическую власть. Надо мной — в том числе. Только батя был способен противостоять его сокрушительному напору.

— А я представляла вас совсем другим, Артём, — сказала моя будущая «приемная бабушка», сопровождая свои слова обворожительной улыбкой гало-дивы.

— Выше ростом?

— Нет. Загадочнее. Таинственнее. Вы ведь сотрудник самой могущественной организации Земли. Андрей много хорошего о вас говорил…

Ну надо же! Андрей! Это моего деда — Андреем. «Много хорошего…» Как бы не так! В первые два года после моего ухода в «Алладин» дед меня иначе как «этот предатель» не называл.

— Польщен! — холодно произнес я. — О вас, Валентина Сергеевна, он тоже много хорошего говорил.

— Правда? Надеюсь, Артём Алексеевич, вы не думаете, что я коварно соблазнила вашего деда, подчинила его своей воле и теперь вожу на поводке?

— Его подчинишь, как же! — фыркнул я.

На поводке! Африканского носорога легче на поводке водить.

— Тогда перестаньте смотреть на меня, как солдат на вошь! — решительно потребовала дочка вице-адмирала. — И улыбайтесь, черт возьми, потому что ваш дедушка через три минуты будет здесь, и он будет очень огорчен, если мы с вами не поладим. А я, черт возьми, очень не хочу его огорчать, потому что он, черт возьми, мне очень нравится, ясно?

— Так точно, сударыня! — я вытянулся по стойке смирно и даже слегка прищелкнул каблуками. — Разрешите вопрос?

— Разрешаю.

— Вы не могли бы, сударыня, меньше чертыхаться?

— Нет, майор. Этикет не позволяет мне употреблять более крепкие выражения.

— Тогда позвольте еще один вопрос?

— Да, майор?

— А я вам нравлюсь?

Я был одарен совершенно обольстительной улыбкой.

— Ваш смокинг вам очень идет, Артём Алексеевич. Очень идет, особенно если учесть, что его моделировали виртуально.

— Вы и это знаете, Валентина Сергеевна?

— Разумеется, Артём Алексеевич. Ведь это я его и моделировала. По голограмме из вашей медицинской карточки, полученной от вашего дедушки.

«Ну дед! Ну старый… Нет слов!»

— Должна признать, — продолжала между тем невеста Гривы-самого-старшего, — эта работа доставила мне большое удовольствие. У вас идеальное сложение для моделирования одежды.

— Неужели только для моделирования? — осведомился я.

— Не только. Наверное, для гимнастики — тоже.

— А еще я могу голыми руками шею свернуть, — проворчал я.

На этой оптимистической ноте процедура нашего знакомства закончилась, потому что появился дед, чмокнул невесту в щечку и громогласно осведомился: почему перед домом стоит вертушка, а не указанный им наземный экипаж.

Начальник дедовой охраны что-то попытался возразить, но его протест был безжалостно растоптан, и в клуб мы поехали на старинном бронированном лимузине. Дед шиковал. А вертушки охраны летели над нами на «обусловленной» высоте, составлявшей для Петергофа сто десять метров. Начальнику дедовой охраны я очень сочувствовал. Он сидел

рядом с шофером, за переборкой, и время от времени бросал на меня через зеркало заднего вида воистину собачьи взгляды. В случае «внештатной ситуации» он мог рассчитывать только на себя и на меня. Болтавшиеся в небе вертушки были оборудованы по высшему уровню оборонительной техники, но, увы, для защиты тех, кто находился внутри, а не для патрульного сопровождения.

Впрочем, доехали мы благополучно. Россия — не Америка. У нас политиков «убивают» только фигурально.

Императорский клуб — на четвертом этаже. Встречали нас у входа. Не успел допотопный дедов броневик подкатить к воротам, как вдоль дорожки шпалерами выстроилась местная обслуга. Все гнулись и приплясывали, метя фольклорными бородищами алый ковер под нашими ногами. За обслугой, на положенном, впрочем, удалении, теснилась свора репортеров с камерами прямого включе-ния.

Дед не шел — шествовал. Вальяжно улыбался, приобнимал за обнаженные плечики сияющую Валентину, благосклонно кивал лебезящей обслуге. Меня от таких помпезностей тошнило — должно быть, я в батьку пошел. К счастью, в этой суете я успел смешаться с телохранителями и укрылся за их широкими спинами. Дед несколько раз величаво поводил головой — оглядывался, меня искал. Но не зря меня еще в Школе обучали искусству скрадывания и слежки. Я возник рядом с ним только тогда, когда позади закрылись роскошные двери, отсекая папарацци и прочую неблагородную публику. В сам клуб представителей СМИ не пускали. Разве что таких, как дочка вице-адмирала Караваева. Дедовых телохранителей, кстати, тоже оставили снаружи. Тут своя охрана. Сверхнадежная, сплошь офицеры ФСБ. По пути к лифту деда от его невесты оттерли. Директор клуба, вице-директор, еще какие-то шишки…

Валентина, впрочем, субординацию понимала, приотстала, взяла меня под руку:

— А вы, я вижу, не любите публичных мероприятий, Артём Алексеевич?

— Я их избегаю, Валентина Сергеевна.

Должен признать, девушка чертовски хороша. Шейка, плечи, грудь… Кожа упругая и гладкая, как у настоящей афро, и при этом абсолютно белая. Подобная иногда бывает у рыжих зеленоглазых девушек. У сестренки моего напарника, например… В наших великосветских кругах такая белизна в последнее время вошла в моду. Но поскольку моя будущая бабушка была кареглазой брюнеткой, то ей наверняка пришлось прибегнуть к услугам косметолога.

— Вам не нравится мой парфюм, Артём Алексеевич?

— Почему вы так решили?

— Потому что вы от меня все время отодвигаетесь.

Тут, к счастью, мы вошли в лифт, и разговор естественным образом прервался.

Стол нам накрыли в Красном зале, втором по значению в здешней табели о рангах. Выше — только Белый, для августейших особ.

Меня усадили справа от деда, между ним и Валентиной. Как будто это не он, а я — жених.

За одним столом с нами оказались еще пятеро: двое мужчин и три женщины. Мужчин я знал: одного — лично: тайный советник дядя Коля; другого — заочно: лидер Монархической партии Польши и Украины Грищенко-Жолотовский. Толстый, усатый, похожий на немецкого бюргера-пиволюба средней руки. Оба были с супругами, донельзя светскими многократно омоложенными дамами, а Грищенко в придачу к супруге имел еще и племянницу: розовощекую девушку с пухлыми губками шестнадцатилетней и наивно-порочными глазищами искушенной фрейлины. Девушку звали пани Галиной, и она с ходу нацелилась на меня. Возможно, ее именно для этого и привели. Терпеть не могу таких вот девушек из высших слоев, фальшивых, как отпечатанные в Гонконге иранские акции. Впрочем, после пары моих ответов, односложных, по меркам этикета крайне невежливых, девушка надула губки и полностью сосредоточилась на еде.