Время перемен. Том 2
Шрифт:
— Так предложи что-нибудь, ты же вождь!
— Вот сейчас, только отлуплю тебя как следует.
— И что это решит, дурень бородатый?
Но Тром не ответил, а вместо этого ударил, отбивая меч Марка в сторону и метя вторым ударом по запястью. Промахнулся, увернулся от быстрого ответного укола и закружил вокруг противника. Марк начал поджимать, обрезать углы, угрожать и финтить вытянутым мечом. Тром хотел с силой отбить меч в сторону, но меч громилы нырнул вниз. Вождь промахнулся, а Марк чуть не уколол его в грудь. Только невероятная скорость Трома позволила увернуться и отскочить назад. Но Марк наступал, не давая ни пространства, ни времени перевести дух. Меч в его
А здоровенный горец совсем не сбился с темпа. Он привязался к Трому, как банный лист, гоняя его по палубе и не давая времени ни на что.
Принимать удары на меч становилось всё тяжелее. Очередной блок, и рука Трома опустилась слишком низко. Верзила схватил свободной рукой руку Трома с мечом. Тром сделал то же самое. Несколько вдохов они боролись, пока Марк не оттолкнул его. Вождь потерял равновесие и приник к полу, но всё же убрал голову от удара меча. Неожиданно получил ногой по плечу, упал на одно колено, следующий удар тупым деревянным лезвием припечатал его левое ухо, а потом меч верзилы крутанулся и ударил с другой стороны, прямо по щеке. Сильно, точно и быстро. Последнее, что видел Тром перед тем, как погрузиться в темноту, были приближающиеся доски палубы. После этого — темнота и посверкивающие в ней искорки. Он не спешил открывать глаза. Вообще не хотел их открывать. Сейчас очнёшься, и это будет совсем другой мир. Мир, в котором он проиграл, но не умер. Где ему не хватило ума понять, что Марк лучше в бою и не хватило смелости умереть, сражаясь до конца. Плевать на деревянные мечи, получается именно так. То, за что он совсем недавно унижал калеку в избе боли, настигло его самого. Проклятые деревянные мечи. Может, он всё-таки умрёт от этого удара?
— Неужто убил? — сказал один из моряков.
«Слышу, — расстроился Тром, — Значит, живу. Придётся вставать».
Он открыл глаза и увидел несколько пар ботинок, посмотрел выше, на моряков, которые уставились на него во все глаза. Во время драки Тром совсем не замечал их. Он сел. Голова болела, но всё вокруг не ходило ходуном. Верзила стоял напртив и спокойным, ничего не выражающим взглядом смотрел на поединщика.
«Ну почему ты не убил меня?» — хотел было крикнуть он верзиле.
Так всё было бы гораздо проще. Но нет, видно, придётся испить эту чашу до конца.
«И поделом мне, раз не смог распознать в своём сотнике лучшего бойца».
Тром давно догадывался, что Марк лучше своего восемьдесят седьмого места в Великой сотне, но что настолько лучше… Никаких оправданий. Если кто и должен видеть истинное мастерство бойца, то это вождь. Значит, плохой он вождь. Жаль, что не убили, так было бы не только проще, но и честнее.
«Хватит ныть! — мысленно осадил он себя, — Встань и сделай то, что должно».
Тром поднялся, подошёл к Марку, опустился на одно колено и громко произнёс:
— Признаю твоё право лучшего бойца. Когда мы вернёмся, займёшь моё место среди вождей, а я вызову на поединок любого другого. Повелевай, вождь.
Марк смотрел на него усталым взглядом, остальные молчали и ждали. Потом новый вождь, наконец, кивнул:
— Положи мечи на место и поучи сегодня мальчишку. И слушай капитана.
Тром исполнил то, что было сказано.
— От оно как… — послышался удивлённый голос моряка за спиной.
И с этих пор Тром всё больше слушал. Думать, решать что-то уже не надо. Он выполнял работу, какую скажут, не пытаясь возразить, или разузнать что-то. Вождь сказал, значит, делаем так. Только с мальчишкой приходилось открывать рот, иначе не объяснить ошибки.
В тот день Свен всё время отвлекался. Взгляд его притягивался к щеке Трома, как на верёвке. В конце концов воин не выдержал:
— Ну чего ты?
— Болит? — осторожно спросил Свен.
— Болит. Так оно и должно болеть.
— Уж очень жутко глядеть на тебя, вождь.
— Я больше не вождь, теперь вождь Марк.
— Знаю. Вся команда только об этом и судачит. Я просто по привычке сказал.
— Чего говорят?
— Что Марку сподручнее вождём быть, — парень опустил глаза в пол, — Он умный.
— Значит, меч рассудил верно.
Мальчик так и не поднимал головы.
— Посмотри на меня, — строго сказал Тром, — И нечего отворачиваться, понял? Ты в этом не виноват. Никогда не отворачивайся, если не виноват. Ясно?
— Угу. Мне просто жаль тебя. И синяк у тебя страшенный.
— Что меня жалеть? — горько усмехнулся Тром, — Мне стоило лучше сражаться, только и всего. А я собственного сотника распознать не смог.
— Ты здорово сражался.
— Хватит. Я проиграл.
— Всё равно! Марк победил, но, кроме вас двоих, я больше нигде не видел таких воинов. Ты был только чуточку хуже, правда-правда! Может, ты ещё не выздоровел до конца…
— Ерунда, я здоров. Громила просто размазал меня по полу, вот и всё.
Свен вдруг замолчал.
— Ну, чего? — опять спросил Тром.
— …он не обидится?
Тром непонимающе смотрел на мальца.
— Ну, на громилу, — пояснил Свен.
— … Раньше не обижался. Да только теперь он вождь, кто его знает? Посмотрим. Вот что, хватит разговоров. Покажи мне правый крест и обратную защиту.
Малец быстро схватывал. Они занимались любую свободную минуту. Марк запретил занятия в парах, и, когда Тром упражнялся один, горечь поражения бурлила внутри него, не находя выхода наружу. Лишь когда он занимался с мальчишкой, все лишения последних дней немного тускнели, и Трому казалось, что он ещё чего-то стоит — уже многому научил Свена, а ещё учить и учить.
Новый вождь не искал разговора, всё больше уделяя времени команде. Тром хотел поговорить с единственным соплеменником, молчание уже было ему в тягость, но не знал, как начать и про что разговаривать. Раньше всё было просто — Тром был вождь, а теперь всё наоборот.
И перед командой ему было стыдно за своё поражение.
В один хороший, светлый день, когда Тром показывал Свену, как важно правильно действовать запястьем в ударах, Олаф долго смотрел на них, а потом решил заговорить:
— Конечно вы, горцы, отлично дерётесь. Но всё это бой, когда ты видишь врага. Против незаметного удара исподтишка вы так же беспомощны, как любой другой.
— И что же? Кто-ж будет так делать? Разве юродьивый какой?
— Скажи ещё, у вас так никогда не делают, — Олаф ещё больше сгорбился и почесал ожог на руке.
— Конечно не делают, потому как у нас за такое голову отрубают. Только врага, зашедшего на наши земли, можно так убивать. Своего, пусть даже и холуя какого, ни в жисть. А, коли даже решил казнить холуя, так казни открыто, да чтоб все про вину его знали. Неужто у низинников можно резать своих, как свиней, не показывая стали?