Время перемен
Шрифт:
Ни о каком флигеле для слуг, теперь, конечно, не могло быть и речи.
VII
Продуваемое со всех сторон Плато Семи Ветров представляло собой каменистую долину, покрытую вересковыми пустошами и редкими клочками плодородной земли в защищенных от разгула воздушной стихии уголках. Жилища местного населения — каменные, прочные дома в один или два этажа — тоже обычно располагались в тени скалистых возвышенностей, с подветренной стороны. Небольшие огородики, засаженные овощами, кукурузой, корнеплодами и картофелем, скачущие по скалам
Ну, и проходящие караваны, конечно. Обычно, первый этаж предприимчивые местные отдавали на откуп постояльцам. Северный тракт пересекал всё Плато, и на этот путь требовалось не меньше трех дней — так что останавливаться приходилось, а самые удобные места были уже заняты! А кому охота ночевать под порывами промозглого ветра?
Кутаясь в кожаные плащи, вжимая головы в воротники и накрыв лошадей плотными попонами, караван продвигался вперед.
— Далеко еще? — спросил дю Валье.
Рем, перекрикивая ветер, ответил:
— Ищем табличку! Он писал — хутор «Красные крыши»!
Таблички стояли вдоль дороги — прибитые к толстым столбам, с вырезанными на крепких дубовых досках буквами строгого имперского шрифта. Каждый хозяин считал своим долгом заранее предупредить путников о том, что в паре верст — поворот налево, или направо, и там, непременно у скалы, холма, увала или огромного валуна — дом, где примут, обогреют и накормят.
Первым увидел указатель Микке. Северянину и его громадному скакуну ветер был нипочем, потому его место было в авангарде.
— Сюда, сюда! А вон и скала!
Поросший корявыми, маленькими деревцами и вечным вереском холм, с наветренной стороны — пологий, с подветренной — обрывистый, будто кто-то отрубил его кусок здоровенным топором, действительно виднелся на горизонте. Едва заметная дорожка сворачивала с тракта в его сторону. Даже не дорожка — направление.
Всадники спешились, возницы тоже слезли с облучков и повели лошадей и фургоны в поводу, шаг за шагом приближаясь к вожделенному пристанищу. Крыша у него и вправду была красная — из обожженной глиняной черепицы. Поросшие мхом и лишайником стены, окна с крепкими рамами и ставнями, навесы и сараи для коз и припасов, большая крытая терраса у крыльца — Рем даже на мгновение остановился, любуясь живописной усадьбой.
Тяжелая дверь хлопнула и на крыльце появилась высокая, плечистая фигура. Седые волосы трепал ветер, крепкие, жилистые руки сжимали рукоять меча — но тут же расслабились, и хозяин «Красных крыш» заорал:
— Хо-о-о-оп!
— Давай-давай! — с восторгом откликнулись Микке и Рем, и кинулись обнимать командира.
Разор смеялся от радости: он вправду был счастлив видеть этих молодых обалдуев, которые за время плена у гёзов и приключений в стране эльфов стали ему кем-то вроде племянников.
— Проходите, проходите, маэстру! Ма-а-ам, приехали гости, о которых я говорил! Накрывай на стол, я пока помогу разместить фургоны и лошадей!
Внутри дом был таким же уютным, обжитым и основательным, как и снаружи. Обитые темными деревянными панелями стены, цветы и рассада в горшках, связки лука, чеснока и трав под потолком, широкие лавки, длинный стол и множество шкафчиков, буфетов и полочек — вот так выглядела кухня, куда тут же повели путников.
Матушка Разора — сухонькая и живенькая старушка-Божий одуванчик — лихо управляясь с ухватом доставала из большой, покрытой изразцами печи чугунки, утятницы, жаровни и сковородки. Как будто здесь только и ждали целую ораву голодных мужиков! Аркан поймал себя пару раз на том, что трет висок: иногда самую капельку начинала трещать голова, и тогда Рем стал подозревать, что может и вправду — их здесь ждали и готовились.
Когда лошади были обихожены, а фургоны спрятаны от жадных глаз и мощных порывов ветра, все расселись за стол и приступили к еде. Жаркое, рагу, печеная рыба и птица, пряные закуски и медовые десерты — такое изобилие впору было выставлять на герцогском столе! Рем так и сказал, заслужив благодарный взгляд матушки.
Ее все как-то сразу так и начали звать — «матушка». Даже ухарь-купец Гавор и вечно ворчливый дю Валье произносили это слово с теплом и улыбкой. Мужчины старались всячески помочь хозяйке дома: подвинуть стул, подхватить грязную посуду, и что угодно ещё. Разор только ухмылялся, глядя на такое поведение тех, кто едва-едва перешагнул порог дома.
— Это она научила меня владеть оружием, — сказал седой воитель, и Рем подавился куриной ножкой.
Пир продолжался до вечера, а потом, когда на Плато Семи Ветров опустилась тьма, возницы и Коробейник ушли наверх, на мансарду — спать, и на кухне остались только сам Разор, Аркан, Микке и дю Валье. Матушка принесла подсвечник и взяв пальцами алый уголек из печи, прикоснулась им к фитилькам, подула — и кухня озарилась неверным оранжевым светом. Старушка положила уголь обратно в печь, отряхнула руки и как ни в чем ни бывало взялась за метлу и совок.
— Сотня человек уже написали мне, Тиберий! — сказал полковник. — Хлебнув лиха и почувствовав вкус крови и больших денег, наши парни не готовы больше гнуть спины на баронов и богачей, хотят вернутся в Вольную компанию. Получив твое письмо я кинул клич — и скоро сюда, на Плато начнет съезжаться народ. Не только из наших, гребцов — но и моих знакомцев из прошлой жизни, и других сорвиголов, из тех, что не замарали рук во всяких непотребствах и делах с Тьмой… Думаю, три сотни бойцов мы собрать сможем уже этой зимой.
— Хорошие новости! Аскерон обязательно полыхнет — если не прямо сейчас, то весной уж точно. Если не успею вернуться с Севера, а всё начнется — можете смело выступать к замку Аркан, или феоду Ларкеро, отец и Децим встретят вас и разместят. Но даже не думай заключать с ними договор!
— Мы будем воевать за тебя, квартирмейстер! Ни старый Аркан, ни Змий не станут командовать мной и нашими людьми… Союзники, самые ближайшие — но и только.
— Вот именно.
Аркан заметил, что дю Валье с интересом слушал этот разговор, переводя взгляд с Рема на Разора и обратно. Рыцарю-ренегату наверняка было удивительно узнавать, что самый непутевый из сыновей его господина, оказывается, вынашивает скрытые планы и готовит личную армию. А еще — он явно примерялся к Разору. Эти двое друг друга стоили, и на кого ставить, сойдись они в бою — одному Богу было известно.